Сначала я обсуждал владение применительно к реституции. Сходство, тогда еще не вполне очевидное для меня, состояло в том, что и защита по реституции, и защита владения не являются защитой права. По мере углубления в тему я все больше убеждался, что это разные механизмы. Соответственно, первоначальные предположения были неверны, и впоследствии я от них отказался. Пользуюсь случаем сказать об этом, хотя крупные ученые, как правило, и не признают своих ошибок. Свои ошибки признают, впрочем, очень крупные ученые.
Другое оказавшееся весьма важным и для практики, и для теории суждение, с трудом пробивавшее себе дорогу, состояло в том, что позиция добросовестного владельца по виндикации подлежит защите не в качестве защиты права, а как защита
Я пришел к выводу, что мы столкнулись с феноменом сопротивления юридического сознания. Современные российские юристы совершенно не принимают идеи защиты позиции, не являющейся правом.
Я написал тогда статью, в которой говорил именно об идеологии защиты владения. С тех пор появилось некоторое количество юристов, которые это стали понимать. Не то чтобы они раньше не понимали, а потом поняли. Точнее сказать, что раньше это вообще не обсуждалось. Но большинство наших коллег проблемы не замечают, а если попытаться убедить их в том, что владение достойно защиты, хотя бы и не является правом, то результат почти наверняка будет обескураживающим. Тем не менее и познавательным – именно по части юридической психологии.
Как-то судья кассационной инстанции раз семь меня прерывала после начала вступительной фразы: «
Кстати, по поводу прекрасно фундированных статей моего хорошего друга Д. Дождева, в которых он энергично доказывает тезис о том, что владение – это право, а не факт, я говорил ему, что если эти выводы предложить практике, то она только укрепится в той мысли, что любой владелец, требующий защиты, должен сначала обосновать действительность той сделки, по которой он получил свое владение. И весь блеск его аргументов мигом потускнеет в этом тусклом и пыль – ном углу, в который помещено нашим правоприменением владение. В феврале 2016 г., во время семинара с участием проф. У. Маттеи, автор известного российским цивилистам компендиума, который некоторое время при недостатке литературы служил источником азбучных истин о собственности, поддержал Дмитрия Вадимовича в его мнении о том, что владение – это право, поскольку есть защита владения. Когда выяснилось, что у нас ее нет, остался высказанный с некоторой растерянностью последний аргумент – приобретательная давность. Этот аргумент, кстати, доказывал как раз обратное: у нас приобретение по давности не действует для недобросовестного владения. А когда мы говорим, что владение – это факт, то имеем в виду именно незаконное, в том числе недобросовестное, владение. Но погружать славного итальянского ученого в наши посессорные мучения в это довольно позднее вечернее время было бы уже совсем безжалостно.
Кстати, тема сноса строений одним только решением органа местного самоуправления, затронутая тем вечером Д. Дождевым, для своей квалификации требует анализа компетенции на применение насилия. А этот анализ возможен, только если владение брать исключительно как факт. Если право кончается там, где начинается право другого, то владение кончается насилием другого против владельца. Когда я развивал эти идеи[12]
, лишний раз убедился, насколько важно правильно понимать феномен владения для решения любой практической задачи и как быстро решение приходит в тупик, если полагать владение правом.Но, конечно, дело не во владельческой защите и узукапии, на которые традиционно ссылался Маттеи.