Повседневная жизнь, досуг и традиции казацкой элиты Украинского гетманства

В актовых книгах городов – огромных фолиантах – оставались свободные места в конце страницы или листа, которую писцы обязаны были перечеркнуть с надписью «пустое место». Там канцеляристы и делали пробу своего пера. Это обычно были шуточные жалобы в формах судебных протоколов и решений, с соблюдением делового языка. Тут обличали сослуживцев, но зачастую выходили за границы сиюминутных проблем, обращаясь к общественным порокам современного им общества. В таких случаях неодушевленные предметы занимали место действующих лиц. До наших дней сохранился очаровательный памфлет, приписанный на обложке книги, «Тяжба пана Гроша на Калиту» (т.е. кошелек) («частокрот од пояса уръваную, албо урезаную»)[608].

Но наиболее популярным жанром, позволявшим самореализоваться, тогда была промова – судебная или политическая. Без этих навыков человек не мог претендовать на звание «просвещенного», а соответственно – мечтать об успешной карьере канцеляриста, юриста или старшины.

Уже на философских диспутах в школах от учеников требовали ясного чтения и декламации. В Киевской академии устраивали и специальные публичные акты. Это были публичные собрания, которые наряду со студентами и преподавателями привлекали и сторонних слушателей. Например, в 1685 г. П. Гордон присутствовал на таком диспуте в Киевской академии в страстную пятницу[609].

Известно, что гетман И. Мазепа, выпускник и меценат академии, лично участвовал ученых дискурсах, которые проходили на латыни. Например, в 1704 г. во время «месячных диспутов» Мазепа присутствовал на торжественном собрании в Киево-Могилянской академии вместе с митрополитом Иоасафом Краковским, переяславским епископом Захарием Корниловичем, болгарским митрополитом Ефремом и многочисленными духовными и светскими особами. С речами выступали высокопоставленные студенты академии: племянник гетмана А. Войнаровский и младший сын генерального обозного Владимир Ломиковский. Последний произнес хвалебную орацию, т.е. торжественную речь, которая одновременно ознаменовала завершение им класса философии (сам Ломиковский в орации именует себя «законченными перипатетиком»[610]). Этот интереснейший и один из немногих дошедших до наших дней образцов «выпускных работ» представителей Киево-Могилянской академии, свидетельствует о глубоком и совершенном знании студентами аллегорий, античной истории и богов. Так в короткой речи В. Ломиковский наряду с Александром Македонским, Аристидом и Ареопагом сумел упомянуть харит, Дедала, светильник Клеанфа, аттических сов и золотой треножник Пифии[611].

На публичных философских диспутах студенты защищали тезисы (подобие курсовика) – сохранились гравированные тезисы 1691 и 1693 гг., защищавшиеся под руководством префекта Силуана Озерского и профессора Стефана Яворского (будущего Местоблюстителя патриаршего престола)[612].

Устав от утонченной изысканности барокко, старшина находила и более простые виды досуга. Так любимым их хобби были пасеки. Возможность «погулять по пасеке» была для украинской элиты чем-то сравнимым с современной рыбалкой. Этакий способ оторваться от дел, досужих просителей, помедитировать и просто отдохнуть. Большим любителем пасек был Б. Хмельницкий. Например, в Черном лесу возле имения Хмельницкого у него была пасека[613]. Другая пасека Богдана располагалась под Лебедином (в чигиринском уезде)[614]. Источники так и сообщали о гетмане: «гулял по пасекам». У Апостола в одной пасеке шестьдесят два улья[615], у П. Полуботка в имениях было три пасеки, на 71, 211 и 230 ульев[616]. При пасеках служили постоянные пасечники, получавшие регулярное жалование[617].

Пасеки часто становились местом особенных событий. Знаменитый кошевой атаман Запорожской Сечи Иван Сирко (воспетый И. Репиным на его знаменитой картине «Запорожцы пишут письмо турецкому султану») умер в возрасте 70 лет на своей пасеке[618]. И. Искра передавал свой донос на гетмана И. Мазепу в пасеке Ахтырского полковника[619].

Ну и почти все казаки курили (совершенно не распространенная привычка в Речи Посполитой). Помните, как у Гоголя? «Все как будто недостает чего-то. Как будто потерял шапку или люльку; словом не козак, да и только»[620]. Осуждение табака духовенством совершенно не помогало[621].