Повседневная жизнь древнегреческих женщин в классическую эпоху

Для греков ценны оба вида сексуальности. Мужское тело, как и женское, представляется неизменно с нежной белой кожей. Гладкой, чистой, приятной и ароматной. Как прекрасны мальчики, о которых твердят эпиграммы «Антологии». Белокурые, реже темноволосые, «белоснежные». Сперва описывается взор (пылкий, живой), торс, бедра, ягодицы. «Мальчик с видом девическим, / Просьб моих ты не слушаешь / И не знаешь, что душу ты / На вожжах мою держишь»[74]. И, разумеется, как первой среди красавиц считается Афродита, среди мальчиков первый Эрос: «Нет, не Афродита это, Эрос это бешеный дурачится, как мальчик»[75]. «Если бы крылья тебе, если лук тебе в руки и стрелы, — / Был бы совсем не Эрот сыном Киприды, а ты» (Асклепиад Самосский. Пер. Ю. Шульца).

«У parthenos нет ни сжимающего вас кольца[76], ни простого поцелуя, ни этого естественного запаха кожи, ни всех этих похотливых словечек, ни правдивого взгляда».

Оказывается, что все дело в неопытности parthenos, являющейся причиной ее второстепенного положения: «Девушка знающая — еще хуже! А взятые в зад, они все холодны! Но самое серьезное вот что: у них нет места, куда положить блуждающую руку». Тем не менее греческий мужчина ценит не только содомский тип отношений и весьма легко переходит от партнера к партнерше, что позволяет ему его полисексуальность. По крайней мере в уме, поскольку в реальности изобилие не всегда хорошо.

«Это больше не любовь! Я борюсь с тремя желаниями; я горю из-за гетеры, parthenos и красивого мальчика. И везде одни лишь страдания. С гетерой я устал умолять ее открыть мне дверь, закрытую для тех, у кого нет ни единой монеты. На пороге девушки я замираю распростертый, всегда настороже, не имея возможности одарить ее чем-то, кроме поцелуя. Мое третье желание, как сказать о нем? От него я получаю лишь взгляд и бесплодные надежды...»

Сами боги переменчивы, особенно Зевс, разве не причислил он Ганимеда к бессмертным и к смертным одновременно? А мимолетность вообще является одной из самых распространенных черт любви к мальчикам.

«Двенадцать лет, прекрасный возраст, очаровывающий меня! Но дитя тринадцати лет привлекательнее куда больше! Два раза по семь лет [пубертатный возраст] — и вы имеете самый соблазнительный цветок Любви. Еще очаровательнее тот, кто только что завершил свое третье пятилетие. Шестнадцать лет — божественный возраст! Семнадцать не для меня: оставьте его для Зевса! Если взять мальчика старше, это уже не детская игра, это "поиски подобия"».[77]

Когда у мальчика ломается голос, сексуальные отношения с ним прекращаются. Это настоящее страдание: тот, кого любят, стареет, и быстро. «Виски покрываются легким пухом», «на бедрах растет колючий волос». Это конец. Кому нужна «сухая стерня»?

Отчего ты отводишь глаза, мальчик мой, отчего молчишь?
Отчего туника вьется сегодня вкруг лодыжек твоих,
А еще вчера была она у тебя до колена?
Ты обнимаешь меня. Знаем мы оба, что это значит:
Пришла пора нам расстаться, ты вырос.

Что украшает мальчиков? Нежность, мягкость, белокурость, цвет кожи, подобный розам. А девочек? В любовных эпиграммах — кроме взора (как у мальчиков), больше всего упоминаются губы и груди. Часто проводится сравнение с цветами, особенно розами.

В дар посылаю тебе, Родоклея, венок: из прекрасных
Вешних цветов для тебя, милая, сам его сплел.
Есть тут лилеи и розы душистые, есть анемоны,
Нежный, пушистый нарцисс, бледны фиалки цветы.
Ими чело увенчав, перестань, о краса, быть надменной.

Руфин. Пер. В. Печерина.