У Ольги не было сомнений в том, что, если сын вновь отправится на Дунай, ромеи изыщут врагов, которые нападут на Русь, — если не показательно битых печенегов, то хотя бы венгров. В отличие от сына она понимала превосходство Восточной Римской империи над Русью в ресурсах и войсках. Святослав пока не сталкивался даже с фемным, содержащимся каждым военным округом ромейским войском, не говоря уже об отборных императорских полках-схолах — в том числе о восстановленной Никифором Фокой регулярной пехоте и тяжелой коннице катафрактов: эти полки воевали вдали от Болгарии. Сражаться с империей на Дунае означало одновременно подвергнуть Русь нашествиям нанятых ромеями соседей и рисковать потерять войско в земле болгар, когда туда вступят имперские легионы.
Споры с сыном, не склонным думать о судьбе Руси и предпочитавшим геройскую смерть жизни у юбки матери, лишили княгиню последних жизненных сил. «Видишь, я больна, куда хочешь уйти от меня?» — говорила мать. Ольга, сообщает Древнейшее сказание, действительно разболелась. Перед смертью единственное, чего добивалась княгиня, это чтобы Святослав не бросил страну без управления и войск. В том, что сын уйдет на Дунай, она не сомневалась.
«Погреби меня и иди, куда захочешь», — перед смертью сказала сыну княгиня. Святослав не унимался. Ольге становилось все хуже. Она «скончалась три дня спустя (11 июля 969 года. —
Проложное житие княгини (XIII века) уточняет, что «Ольга призвала своего сына Святослава и заповедала ему: с землею ровно погрести ее, а могилы не насыпать, ни тризны не творить, ни бдына делать». По мнению Б. А. Рыбакова, княгиня опасалась, что сын-язычник «похоронит ее по торжественному языческому обряду под высоким холмом кургана с тризной и устройством бдына» — обозначающего могилу столба[195].
Святослав выполнил ее завещание. Похоронив Ольгу по христианскому обряду, князь-язычник, прежде чем уйти на Дунай, разделил страну между сыновьями, дав каждому дружину. У гроба княгини плакали три внука: Ярополк, Олег и Владимир, рожденный ключницей княгини. Первым двум великий князь сразу назначил княжения. «В год 970/971, — гласит летопись, — Святослав посадил Ярополка в Киеве, а Олега у древлян. В то время пришли новгородцы, прося себе князя: "Если не пойдете к нам, то сами добудем себе князя". И сказал им Святослав: "А кто бы пошел к вам?" И отказались Ярополк и Олег. И сказал [новгородцам] Добрыня: "Просите Владимира". Владимир же был от Малуши — ключницы Ольгиной. Малуша же была сестра Добрыни; отец же им был Малк Любечанин, и приходился Добрыня дядей Владимиру. И сказали новгородцы Святославу: "Дай нам Владимира". Он же ответил им: "Вот он вам". И взяли к себе новгородцы Владимира, и пошел Владимир с Добрынею, своим дядей, в Новгород».
Святослав, фактически уже не как великий князь русский, а как князь-разбойник или воевода форпоста Руси на юге, вновь устремился в Болгарию, набрав едва 10 тысяч воинов (еще одно преувеличение). Ему предстояло сразиться с империей, на престол которой взошел талантливый полководец Иоанн Цимисхий, завоевать бессмертную славу, проиграть войну и пасть на пути домой от рук печенегов.
Разделив созданное Ольгой единое государство между сыновьями, Святослав заложил основу будущих усобиц. Они начались сразу после смерти славного воина в 972 году и кончились смертью двух из трех его сыновей. Победитель, Владимир Святой, по примеру отца разделил государство между сыновьями: в итоге кровавой усобицы их выжило двое. Победитель в этой войне Ярослав Мудрый вновь раздал Русь сыновьям. Но окончательно разодрать созданное Ольгой государство на уделы князьям не удавалось целых сто лет. А память о ее единой Руси осталась на века. Именно эта память заставляла летописцев сурово обличать князей, которые своими раздорами «губят землю Русскую», и призывать к единству разодранной на уделы страны против внешних врагов. Единая Русь, которую обустраивала Ольга, стала прообразом Родины-Матери, которую все мы должны, не щадя живота своего, защищать.