Повседневная жизнь Древней Руси

Эта преамбула о всеобщем обычае русов-путешественников к сжиганию мертвецов в лодке или ладье и их традиционном «руси есть веселие пить» могла бы насторожить ученых, почему-то уверовавших, что Ибн-Фадлан пишет о скандинавах. Правда, скандинавы хоронили знатных покойников в драккарах, а менее знатных в лодках, помещая туда неповрежденный скарб и аккуратно засыпая их землей. Благодаря этому замечательному обычаю мы имеем прекрасно сохранившиеся суда, неповрежденное оружие и множество чудесных предметов быта древних скандинавов. Сожжение покойных со всем их скарбом было характерным погребальным обрядом восточных славян. Кроме того, при всей детальности скандинавских саг, в них нет сведений о том, что отважные купцы и викинги брали в поход жен и наложниц. С женщинами путешествовали (в том числе, судя по договорам руси с греками, в Царьград) славяне и русы. Жены, которым русские мужи отдавали свои драгоценности, наложницы и даже дети изобиловали в их лагере. Разумеется, обделенный женской лаской небогатый араб обращал на них особое внимание всегда и в описании погребального обряда в частности:

«И если умирает главарь, то говорит его семья его девушкам и его отрокам: "Кто из вас умрет вместе с ним?" Говорит кто-либо из них: "Я". И если он сказал это, то это уже обязательно, так что ему уже нельзя обратиться вспять. И если бы он захотел этого, то этого не допустили бы. И большинство из тех, кто поступает (так), — девушки».

Это нам совершенно понятно. Именно русские женщины склонны к самопожертвованию — и были еще более склонны на заре Древней Руси, когда слово «замужем» означало социальный статус и защиту в противовес бесправию одинокой женщины в мире мужей. Ольга поступила беспрецедентно — вместо себя она принесла в жертву мужу множество его убийц. Оцените восторг древнерусского сказителя, который, как все дружинники, обожал удачу и победителей!

Но вернемся к красочному рассказу Ибн-Фадлана, ибо хорошо известная история Ольги интересует нас прежде всего как путеводная нить к повседневной жизни ранней Руси.

«И вот, когда умер этот муж, о котором я упомянул раньше, то сказали его девушкам[105]: "Кто умрет вместе с ним?" И сказала одна из них: "Я". Итак, поручили ее двум девушкам, чтобы они оберегали ее и были бы с нею, где бы она ни ходила, до того даже, что они иногда мыли ей ноги своими руками. И принялись они (родственники) за его дело, — кройку одежды для него, за приготовление того, что ему нужно. А девушка каждый день пила и пела, веселясь, радуясь будущему.

Когда же пришел день, в который будет сожжен (знатный рус) и девушка, я прибыл к реке, на которой (находился) его корабль, — и вот, он уже вытащен (на берег) и для него поставлены четыре подпорки из дерева хаданга (белого тополя) и другого (дерева), и поставлено также вокруг него нечто вроде больших помостов из дерева. Потом (корабль) был протащен (дальше), пока не был помещен на эти деревянные сооружения. И они начали уходить и приходить, и говорили речью, (которую) я не понимаю. А он был далеко в своей могиле, (так как) они (еще) не вынимали его.

Потом они принесли скамью, и поместили ее на корабле, и покрыли ее стегаными матрацами, и парчой византийской, и подушками из парчи византийской. И пришла женщина старуха, которую называют ангел смерти, и разостлала на скамье подстилки, о которых мы упомянули. И она руководит обшиванием его и приготовлением его, и она убивает девушек. И я увидел, что она ведьма большая (толстая) и мрачная (суровая)». Не иначе это была жрица Мокоши — славянской версии Великой Матери, богини судьбы, удачи, плодородия, благоденствия и, разумеется, смерти. Историки считают Мокошь едва ли не центральной фигурой «народного» культа дохристианской Руси, в отличие от «дружинного» культа Перуна. Все это, однако, лишь предположения. А вот наличие жрицы смерти среди русов в далеком и опасном походе очевидно и оправданно.