Повседневная жизнь дворянства пушкинской поры. Этикет

«Вступление Александра I на престол России было всеобщим торжеством…» — писал современник^{2}.

«Первые годы нового царствования явились светлой зарей после бурной и полной ужасов ночи», — свидетельствовал другой мемуарист^{3}.

Бал следовал за балом, маскарад за маскарадом, а в промежутках — каретные катания, гуляния, завтраки, обеды, визиты, рауты и т. д.

Император Александр I охотно принимал участие в придворных балах и увеселениях. В одном из «петербургских писем» граф Ж. де Местр сообщает о новогоднем костюмированном бале, данном в Зимнем дворце 1 января 1817 года: «У императора правило при подобных праздниках забывать, что он государь и делаться просто светским человеком высшего круга общества. Постоянно слышно, как он говорит: "я имел честь быть вам представленным, сударыня…", "прошу вас извинить меня", "позволите ли вы мне…", точно так, как всякий другой светский человек»^{4}.

П. С. Деменкову не раз приходилось наблюдать Александра I на балах:

«С женщинами был чрезвычайно любезен. На балах всегда в башмаках, как и все приглашаемые тогда, даже гусары при вицмундирах своих. Одни уланы имели привилегию быть на балах в сапогах. Танцевал он с какою-то особенной величавою ловкостью. Мне, как служившему в гвардии, приходилось очень часто видеть его на придворных балах вальсирующим в 1819 году хотя ему тогда было уже 42 года»^{5}.

На придворные балы допускалась только аристократическая верхушка общества, придворные и высшие офицерские чины; «…по принятым обычаям, лица, получающие приглашения от высочайших особ, должны или явиться, или предупредить о своем отсутствии»^{6}.

Для придворных балов печатались пригласительные билеты. Они рассылались по почте или отправлялись со слугой. Приглашенных заранее оповещали, в чем следует явиться на бал.

18 декабря 1834 года А. С. Пушкин записывает в дневнике: «Придворный лакей поутру явился ко мне с приглашением: быть в 8 ¹/₂ в Аничковом, мне в мундирном фраке, Наталье Николаевне как обыкновенно»^{7}.

На придворные балы мужчины являлись непременно в мундирах.

«Это напоминает одного богатого американца, который в 1830-х годах приезжал в Петербург с дочерью-красавицею. Красота ее открыла им доступ в высшее общество. Это было летом: в это время года законы этикета ослабевают. Отец и дочь приглашаемы были и на петергофские балы. В особенных официальных случаях являлся он в морском американском мундире; поэтому когда из вежливости обращались к нему то говорили о море, о флотах Соединенных Штатов и так далее. Ответы его были всегда уклончивы, и отвечал он как будто неохотно. Наконец, наскучили ему морские разговоры, и он кому-то сказал: "Почему вы меня все расспрашиваете о морских делах? Все это до меня не касается, я вовсе не моряк". — "Да как же носите вы морской мундир?" — "Очень просто; мне сказали, что в Петербурге нельзя обойтись без мундира. Собираясь в Россию, я на всякий случай заказал себе морской мундир; вот в нем и щеголяю, когда требуется"»^{8}.

Провинциалы, подражавшие столичным нравам, нередко являлись на балы в устаревших мундирах. Автор опубликованной в «Дамском журнале» повести «Старый житель столиц в провинции…» пишет:

«Вчера опять пригласили меня на бал. Я сказал, что буду. Но в то же время предложили мне условие: быть непременно в мундире. "На что ж это? — спросил я, отшучиваясь, — у меня есть мундир, да он уж слишком устарел. Около двадцати лет тому, как я не надевал его на плеча!.." — "Нет нужды, и все так же будут одеты, как вы, — сказал мне отставной штаб-офицер N., — верьте, что и никто из нас не шил новых мундиров"»^{9}.

Бальная форма военных также должна была отвечать строгим требованиям придворного этикета. Д. Г. Колокольцев, офицер лейб-гвардии Преображенского полка, вспоминал: «Бальная форма (grand gala), или торжественная, заключала, ежели гвардейский мундир, то с открытыми лацканами; белые короткие до колен суконные панталоны; затем шелковые чулки и башмаки с серебряными пряжками; шпага у бедра и треугольная шляпа в руках, у пехотных с черными, а у кавалерии с белыми перьями; следовательно, в таком костюме, да еще зимой, кроме того, что надо было быть в карете, но надо было иметь на себе и меховые сапоги до колен, ибо в чулках и башмаках проехать до дворца, без теплых сапог, не поздоровится»^{10}.

«Третьего дни был пребольшой бал у Кологривова, — сообщает в письме к матери (от 3 декабря 1817 года) будущий декабрист Н. Муравьев. — Все были в чулках»^{11}.

И военные, и штатские непременно должны были являться на балы в башмаках. «Ох ты, провинциал! Разумеется, на балах во дворце мы должны быть в башмаках и белых штанах. С чего ты взял, что в ботфортах и зеленых панталонах? Да и гусары не бывают в сапогах», — сообщает в письме из Петербурга в 1834 году К Я. Булгаков своему брату^{12}.