Повседневная жизнь дворянства пушкинской поры. Этикет

Росписью декораций и костюмов занимались профессиональные художники. Маскарадным балам в частных домах также предшествовал этап длительной подготовки. «Смотря по характеру костюмов, — вспоминает Ю. Арнольд, — были также особенно придуманы не только музыка, но и туры и па. Подготовлением таковых кадрилей занимались долгое время, серьезно и с любовью»^{22}. Подготовка бала возлагалась на учителей танцев, балетмейстеров, которые, по словам А. Глушковского, играли в то время «немаловажную роль в высшем кругу общества».

Во все времена и во всех странах маска пользовалась неприкосновенностью. Никто не имел права заставить маску открыть свое истинное лицо. Цель маски — оставаться до конца бала неузнанной, а также разыгрывать, интриговать, «мистифицировать» присутствующих.

«Ну, дал же себя знать маскарад Бобринской!.. Множество было народу, и очень было весело, только тесно и жарко. Маски были преславные.

Одна маска очень всех мучила, так что графиня приставила человека, чтобы стать за его каретою, ехать с ним домой и узнать непременно. Он был одет пустынником и очень всех веселил; думают, что гр. Ростопчин»^{23}.

Успех маски зависел от того, насколько удачно она сыграет или представит свой маскарадный персонаж «Мы имели уже несколько балов и один прекрасный маскарад, в котором я нарядился Амуром нашего века (то есть страшным уродливым существом, блестящим позолотой, орденами, камергерским ключом) и довольно удачно сыграл свою роль», — сообщает в письме В. Туманский^{24}.

Порой удачные «мистификации» имели весьма комическую развязку: «В прошедший вторник (23 генваря) был в московском Дворянском собрании маскарад. В числе замаскированных был один черный домино. Прелестная талия, маленькая ножка, шелковистые волосы и признаки женщины comme il faut, прекрасные перчатки и тонкий батистовый платок облегали молоденькую и, судя по этим данным, хорошенькую женщину. Толпа молодых людей ходила за завлекательной незнакомкой; никто не осмеливался подойти к ней; наконец она встретила одного молодого человека, взяла его за руку и пошла с ним ходить. Молодой счастливец был в восхищении. После долгого разговора он спрашивает, одна ли она? Смущенный голос отвечает: "За мной хотел приехать брат, но его нет". — "Позвольте же мне найти вашу карету и довезти вас домой". Молодая женщина молчит и, кажется, соглашается. "Куда вы должны ехать?" — "На Т…" — отвечает робко. "Я ваш сосед, эта встреча вдвое приятна мне…" Несколько минут молчания. Молодой счастливец несколько раз осмеливается пожать пухленькую ручку. Через несколько мгновений ему кажется, что ему отвечают тем же; тогда он начинает надеяться; он говорит об любви, о наслаждении, о тайном предчувствии блаженства, которое тревожило его в этот вечер; оно сбывается так прекрасно, так неожиданно…

Во время этого селадонического напевания карета останавливается, он живет в том же доме; удивительно, как он до сих пор не знал ее; такое близкое соседство, и он не разгадал его. Он никак не мог надеяться на такое счастие.

При последней фразе молодого человека дама входит на крыльцо, лакей выходит со свечой; дама снимает маску: молодой человек узнает — свою мать!.. Он смутился и замолчал. "Поезжай на бал, если хочешь", — сказала г-жа***. "Нет уж, я лучше останусь дома, — отвечал молодой человек, а то не равно еще бабушку встречу"»^{25}.

На маскарадах все говорили друг другу «ты». Существовал в ту пору обычай: на ладони скрывающегося под маской человека следовало «пальцем начертать» первую букву его имени в случае «опознания» маски. Об этом читаем в романе В. Ушакова «Бедная Серафима»: «Молча протянула к нему пилигримка ладонь, на которой, по обыкновению, он должен был пальцем начертать первую букву ее имени. Они разговаривали по-французски. Но Лиодоров в рассеянии, вместо французского S сделал русское С. Маска покачала головою»^{26}.

В домах, где маски — желанные гости, «на окна, выходящие на улицу, ставили высокие подсвечники с зажженными восковыми свечами, и это считалось условным знаком между знакомыми, что они дома и ожидают к себе тех, кто пожелает их видеть»^{27}.

«В старые годы, все с тою же целью, чтобы войти в дом, чтобы увидать девушку и познакомиться с нею, во время рождественских святок, а также в продолжение всей масляной недели, кавалеры из разных семейных домов собирались к одному из товарищей, одевались в различные костюмы и в масках ездили по семейным домам, с небольшим оркестром музыки»^{28}. Без приглашения маски не могли заявиться в дом. Если «в окнах» не было свечей, маски о своем прибытии извещали карточкой и ждали у порога приглашения.