Читаем Повседневная жизнь Египта во времена Клеопатры полностью

Те же самые жрецы, которые со страстью предавались ученому толкованию древних мифов и ритуалов, параллельно развивали литературу более живую и более оригинальную. Для этого они отказались от старого языка иероглифов в пользу местных идиоматических выражений, практически так же удаленных от священного языка древней культуры, как и современные европейские языки от латыни. Разговорный египетский язык этой эпохи использовал демотическую письменность. Производный вариант от иероглифов упрощал сами знаки, связывал их между собой настолько, что они становились неузнаваемыми. Демотический язык, представлявший собой одновременно графическую и устную систему, родился в Нижнем Египте к VII веку. Его влияние стало расти во время XXVI династии VII–VI веков по всему Египту как единственный вариант письменности для административного и частного применения. Позднее он вытеснил иератический язык из всех культурных областей, кроме религиозной и погребальной. В птолемеевскую эпоху демотический язык становится серьезным конкурентом языка греческого на всех уровнях внутренней бюрократической системы и при ведении частной документации. Демотический язык давал просвещенным египтянам средства нового выражения, избавленного от пут классической традиции.

Большинство жанров, которые появились в демотическом языке, являются достоянием древней культуры фараонов. Поразительно, что неизбежное столкновение с греческим алфавитом имело такое незначительное влияние на эту молодую письменность, как если бы образованное местное население сознательно игнорировало новый источник вдохновения. Однако существует множество косвенных доказательств, позволяющих установить, что египтяне знали греческий язык, по крайней мере, поверхностно. Можно было бы сослаться на то, что утверждение культурного египетского самосознания отрицало любое соприкосновение с культурой правящей нации. Но, возможно, все обстояло намного проще: демотическая литература существовала в общих чертах еще до македонских завоеваний, даже если мы знаем о ней из поздних копий. Выбор повествовательных тем, развитых во множестве рассказов, написанных на демотическом языке, свидетельствует о желании возродить великое прошлое. Часто речь идет об эпических или фантастических произведениях, выводящих на подмостки повествования великие исторические фигуры. Мы уже видели, как Нектанеб II, последний египетский фараон, стал героем рассказа, переведенного на греческий язык. Интересно, что тот же самый Нектанеб II появится позднее в Романе об Александре в роли земного отца Александра Великого.

Этот невероятный сюжет, разработанный, правда, в римскую эпоху, писался с целью польстить национальным чувствам египтян, благодаря чему македонский захватчик превратился в наследника древней династии фараонов.

Египетские рассказы и романы

По правде говоря, любимые герои египетской литературы не всегда служили интересам национальной гордости. Например, случай с известным Хемуасом, одним из сыновей Рамзеса II, которого демотический текст называет Сатни. Рассказы с его участием родились, несомненно, в Мемфисе, где исторический Хемуас исполнял обязанности верховного жреца Птаха.

Папирус Каирского музея, датируемый II веком,{254} представляет нам его как некоего мага, который покинул мемфисский некрополь в поисках самого могущественного источника магической власти Книги Тота. В конце концов жрец нашел ее в гробнице принца одной из древних династий, но появился призрак жены покойного принца, стоящий на страже драгоценного папируса. Женщина рассказала Сатни, как ее супруг украл эту книгу у бога Тота и как божество отомстило ему, утопив всю его семью. Однако рассказанная история не убедила Сатни, который был вынужден сыграть с принцем в шахматы. Хотя Сатни и проиграл первую партию, в конце концов он сумел завладеть папирусом. Таким образом, ему открылась божественная магия; но вскоре он страстно влюбился в женщину по имени Табуба, которая согласилась удовлетворить его желания только после того, как заставила его посвятить все свое добро и даже жизнь ее детям. В тот самый момент, когда они были вместе на ложе, Табуба исчезла и он оказался абсолютно голым перед фараоном и его свитой. Понимая, что он стал игрушкой во сне, посланном богами в качестве наказания, он согласился вернуть книгу в гробницу и почтить покойного принца.

Перейти на страницу:

Все книги серии Живая история: Повседневная жизнь человечества

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология