После этого Чехией правили короли из разных династий. Чехия входила в ту или иную империю или в различные конгломераты феодальных владений, порой довольно причудливых. Последний король Чехии и Венгрии из династии Ягеллонов, Лайош II (немцы называли его Людовиком II; 1506–1526), погиб в катастрофическом для Европы Мохачском сражении. Спасаясь после разгрома христианского войска турками, Людовик утонул в болоте. Его останки были найдены только через два месяца. Престол Чехии в итоге унаследовал муж старшей сестры Людовика Анны, Фердинанд I Габсбург. Венгерская и чешская знать не признавала наследственного принципа, она королей выбирала. Она не признала Фердинанда, Чехия погрузилась в череду династических войн.
Но престол Чехии с тех пор пустовал, Чехией владели Габсбурги.
Так что же за удивительный король появился на Бейкер-стрит?!
Описан король… не особенно уважительно: «Одет он был роскошно, но эту роскошь в Англии сочли бы дурным вкусом. Рукава и отвороты его двубортного пальто были оторочены толстыми полосами каракуля; темно-синий плащ, накинутый на плечи, подбит огненно-красным шелком и застегнут у шеи пряжкой из сверкающего берилла. Сапоги, доходящие до икр и обшитые сверху дорогим коричневым мехом, дополняли впечатление какой-то варварской пышности»[302]
.Этот бутафорский король собирается жениться «на Клотильде Лотман фон Саксе-Менинген, второй дочери скандинавского короля»[303]
. Еще одна несуществующее королевство. Реально существовавшая Саксен-Мейнингенская династия правила в Саксен-Менингском герцогстве. В Тюрингии.Скандинавия как единое государство вообще никогда не существовали, и не было титула скандинавского короля.
Кальмарская уния 1397–1523 годов была личной унией Дании, Норвегии и Швеции под верховной властью датских королей… Но все три государства сохраняли полную автономию. В момент написания рассказа Швеция и Норвегия все еще находились в личной унии, но все попытки объединить Скандинавские государства в одно дальше планов никогда не шли.
И в другом рассказе опять упоминается:
– Король Скандинавии.
– Как, у него тоже пропала жена?[304]
Все это похоже на то, что Дойль просто издевается… Хотя и не очень понятно, над кем именно.
Жизнь вне Англии он всегда описывает так, что читателю делается жутко. Особенно не любит он почему-то Латинскую Америку. Центральная Америка никогда не была единым государством. И тем не менее страной, «притязающей на цивилизованность», правил «низкий, кровожадный тиран», чьем имя «повергало в ужас всю Центральную Америку». Он «при первом же слухе о надвигающихся беспорядках тайно вывез свои богатства на пароходе с экипажем из своих приверженцев. На другой день повстанцы ворвались в пустой дворец. Диктатор, его двое детей, его секретарь, его сокровища – все ускользнуло от них. С этого часа он исчез из мира, и в европейской печати часто обсуждалось, не скрывается ли он за той или другой личностью».
Мстители ищут «тигра из Сан-Пеьро», но «какое дело английскому закону до моря крови, пролитой много лет назад в Сан-Педро, или до судна, груженного ценностями, которые украдены этим человеком? Для вас это все равно как преступления, совершенные на другой планете. Но мы-то знаем. Мы знаем правду, выстраданную в горе и муках. Для нас нет в преисподней дьявола, подобного Хуану Мурильо, и нет на земле покоя, пока его жертвы еще взывают о мести»[305]
.Появляется там и повар-мулат исповедующий культ вуду, чья вера объясняет «растерзанную птицу, кровь в ведре, обугленные кости – всю тайну ведьминской кухни.
Холмс улыбался, раскрывая свой блокнот на длинной выписке.
– Я провел целое утро в Британском музее, читая по этим и смежным вопросам. Вот вам цитата из книги Эккермана "Вудуизм и негритянские религии": «Убежденный вудуист никогда не приступит ни к какому важному делу, не принеся установленной жертвы своим нечистым богам, дабы умилостивить их. В чрезвычайных случаях эти обряды принимают вид человеческого жертвоприношения, сопровождающегося людоедством. Обычно же в жертву приносится белый петух, которого раздирают на куски живьем, или черный козел, которому перерезают горло, а тело сжигают».
Как видите, наш темнокожий друг проводил обряд по всем правилам своей религии. Да, Ватсон, дикая история, – добавил Холмс, медленно закрывая на застежку свой блокнот, – но, как я имел уже случай заметить, от дикого до ужасного только шаг»[306]
.Итальянцы, впрочем, знают не менее жутки страсти.
Вроде бы страсти это любовно-семейные…
«Родилась я в Посилиппо, неподалеку от Неаполя, – начала она, – я дочь Аугусто Барелли, который был там главным юристом, а одно время и депутатом от этого округа. Дженнаро служил у моего отца, и я влюбилась в него, ибо в него нельзя не влюбиться. Он был беден и не имел положения в обществе, не имел ничего, кроме красоты, силы и энергии, и отец не дал согласия на брак. Мы бежали, поженились в Бари, продали мои драгоценности, а на вырученные деньги уехали в Америку. Это случилось четыре года назад, и с тех пор мы жили в Нью-Йорке»[307]
.