Огромный город застроен унылыми порядками везде одинаковых домиков. Каждый квартал населяют люди одного и того же достатка. Но все это – сотни квадратных километров, застроенных в первую очередь жилыми домами. Все они в каждом квартале стандартные, унылые, порой выполненные из темно-коричневого кирпича самого депрессивного цвета. «За мостом снова потянулись унылые улицы с кирпичными домами, тишина их нарушалась только тяжелыми, размеренными шагами полицейских да песнями и криками запоздалых гуляк»[378]
. В прессу того времени попала история про то, как дети, брат и сестра, решили пойти в лес… Они шли весь день, в надежде выбраться из города. И вконец заблудились, но не выбрались. Некая сердобольная женщина привела детей домой… В лес они так и не попали.Но обитатели таких индивидуальных домов – это счастливцы. Те, кто живет на Пинчин-лейн, которая «была рядом старых двухэтажных кирпичных домов в нижней части Ламбета»[379]
. Или там, где «кеб громыхал по тихим, освещенным газовыми фонарями ночным улицам»[380].Девяносто процентов жителей Лондона снимали жилье. Первый многоквартирный пятиэтажный дом возвела в 1841 году Столичная ассоциация по улучшению жилищных условий трудящихся. Потом появилось немало таких же, особенно после акта парламента 1851 года «Жилища для рабочего класса», позволявшего местным властям возводить дома для малоимущих. Но все многоквартирные дома откровенно предназначены для бедноты. Даже Столичная ассоциация при малейшей возможности строила дома из четырех квартир, каждый с собственным садиком, – на свободных местах, вдали от центра города.
Парламентская комиссия 1851 года сообщает: «Население живет скученной массой в домах, отделенных узкими, немощеными, зараженными улицами, в атмосфере, пропитанной дымом и испарением большого мануфактурного города. А в мастерских они работают в течение 12 часов в день в расслабляющей, разгоряченной атмосфере, часто насыщенной пылью от хлопка, с нечистым воздухом от постоянного дыхания или от других причин, – будучи при этом заняты делом, поглощающим внимание и требующим неослабной затраты физической энергии в соперничестве с математической точностью, беспрестанным движением и неистощимой силою машины… Домашним хозяйством рабочие пренебрегают, домашний уют им неизвестен… Помещения грязные, неуютные, непроветривающиеся, сырые…»
Жители трущоб не имеют средств на городской транспорт, тем более на пригородные поезда. Они стараются жить там, где работают. «У соседней со складом таверны "Белый орел" Тоби в сильном возбуждении нырнул в калитку, и мы очутились во дворе склада, где пильщики уже начали свой дневной труд. Тоби, не обращая на них внимания, прямо по стружкам и опилкам выбежал на дорогу, обогнул сарай, проскочил коридор из двух поленниц и наконец с ликующим лаем вскочил на большую бочку, еще стоявшую на ручной тележке, на которой ее сюда привезли. Со свесившимся языком и блестящими глазами Тоби стоял на бочке и торжествующе поглядывал на нас, ожидая похвалы. Вся бочка и колеса тележки были измазаны темной густой жидкостью, кругом сильно пахло креозотом»[381]
.Лорд Шафтесбери ужасается в 1851-м: «Эффект системы одной комнаты физически и морально невозможно описать. Вы заходите в комнату и видите там только одну кровать, на которой спит вся семья, состоящая из отца, матери, взрослого сына или дочери и детей поменьше обоего пола. Невозможно даже предсказать фатальный результат такого нездорового морального климата. Во многих случаях взрослые сыновья или дочери спят в той же комнате с другими постояльцами, у которых на ночь часто остаются пьяные приятели или подружки. Все эти факты приводят к повышению безнравственности среди рабочего класса».
Джек Лондон в 1902 году описывает примерно то же самое, приводя слова некого священника: ни один зулусский вождь не допустил бы такой непристойной скученности.
Мало того, что с конца XVII и до начала XX века жилищные условия большинства жителей Англии не отвечали элементарным санитарно-гигиеническим требованиям, провоцировали безнравственность и проституцию. Жизнь в Лондоне была опасна— и экологически, и социально. Особенно опасна она оставалась в трущобах.
«Скоро мы очутились в бесконечном лабиринте улиц предместья, полных уже заводскими рабочими и докерами. Неряшливого вида женщины открывали ставни и подметали ступеньки у входа. В кабачке на углу одной из улиц жизнь уже кипела вовсю, то и дело из него появлялись бородатые мужчины, вытирая рот рукавом после утреннего возлияния[382]
.Очень разный Лондон
Современный Лондон— 1572 квадратных километра застроенного домами пространства. Этот Большой Лондон состоит из Сити, имеющего особый статус, и 32 административных единиц, именуемых «боро». Двадцать боро составляют Внешний Лондон, 12 боро – Внутренний. Внутренний Лондон, площадью 319 квадратных километров с населением в 3,6 миллиона человек, – это исторический Лондон, примерно соответствующий Лондону времен Ватсона и Холмса.