Не менее интересно, как поступали Ватсон и Холмс во время многочасового преследования преступников. На Гримпенских болотах или при прогулках по сельским дорогам – понятно, как. А в Лондоне? В том числе в кварталах, где никакой канализации не было и в помине? Размышления на эти темы, может быть, и не слишком изящны, но открывают еще одну сторону тогдашней английской жизни – нельзя сказать, что особенно привлекательную.
Два слова о водопроводе
Не так уж многое он изменил, появившийся ватерклозет! А главное – из ватерклозетов нечистоты попадали в выгребную яму под домом или сливались все в тут же многострадальную Темзу. Использование воды для смыва только во много раз увеличило количество сточных вод.
Добавим: в 1890 году в Лондоне насчитывалось 116 600 лошадей. Ежедневно в Темзу уходило 2,4 тонны лошадиного навоза. В нее же сбрасывали отходы заводов, фабрик и скотобоен.
Туда же стекала вода из канав для отвода дождевой воды, а в эти канавы бросали решительно все, что только угодно.
При этом из Темзы и ее притоков продолжали брать воду для умывания и приготовления пищи.
Майкл Фарадей однажды решил проехаться по Темзе на пароходе и был поражен, насколько грязна была вода. Вот что он написал в газете «Тайме» 7 июля 1855 года: «Я разорвал несколько белых карточек на кусочки, намочил, чтобы они легко тонули, и в каждом месте, где пароход причаливал, опускал их в воду. Вода была так мутна, что при погружении их на толщину пальца при ярком, солнечном дне они были совершенно неразличимы. Запах от реки был такой, что казалось, мы плывем по открытой канализации».
В 1858 году стояла особенно жаркая погода. Вода Темзы и ее притоков была переполнена сточными водами, а из-за теплой погоды вода еще и зацвела. Началось то, что англичане назвали почти поэтично: «Великое зловоние». Суды решили эвакуировать в Оксфорд. В палате общин повесили шторы, пропитанные хлорной известью. Кто мог, бежал из Лондона, а до 100 тысяч человек умерли от различных болезней.
В конце 1859 года был создан Столичный совет работ. Обсудив множество проектов, Совет начал реализовывать идею своего главного инженера, Джозефа Базэлджета. К 1865 году возникла канализация в современном ее понимании. Появился и водопровод, по которому хлорированная вода поступала в жилища.
Последний случай вспышки холеры в Лондоне фиксировался в 1860-е. Хорошо, что маленькие Ватсон и Холмс тогда были далеко от города.
Был ли водопровод в доме миссис Хадсон? В доме, где жил Ватсон с женой? В доме на «Монтегю-стрит, совсем рядом с Британским музеем»[371]
, где жил Холмс, когда только поселился в Лондоне совсем молодым человеком… Видимо, в середине 1870-х годов.Ладно, к 1880-м годам в Лондоне водопровод уже был.
А был ли водопровод в замках и особняках? Кто таскал воду в Баскервил-Холл? В дом Треворов, который «представлял собой кирпичное здание, старомодное, просторное, с крышей, поддерживаемой дубовыми балками»? К которому «вела красивая липовая аллея»?[372]
В замок Харлстон – резиденцию Месгрейвов? К сожалению, сэр Артур Конан Дойль не сообщил об этом ни полслова.Большой и безобразный
Английские дома XII, даже XIV–XV веков мало отличались от континентальных. Современная архитектурная традиция сложилась в XVI веке, а она от континентальной отличается очень сильно.
Во-первых, это традиция возведения именно отдельных домов, а не целых городов, районов или кварталов. Улицы даже Лондона могут быть довольно неухожены. Они ведь не находятся в частной собственности – кто же будет их украшать и холить? Тратить на нее слишком много денег просто нелепо – это значит, за свой счет делать то, чем будут пользоваться все. Улицу надо ремонтировать, поддерживать в хорошем состоянии… Но не более. Улица – только способ попасть из одного места в другое.
Ватсону кажется необычным, что «на этой маленькой тихой улице было очень оживленно. На одном углу курили и смеялись какие-то оборванцы, неподалеку стоял точильщик со своим колесом, два гвардейца флиртовали с нянькой, и несколько хорошо одетых молодых людей прохаживались взад-вперед с сигарами во рту»[373]
.Необычность в том, что на улице чаще всего англичане не живут, по ней только перемещаются.
От центра Лондона исходит тяжелый аромат громадных денег. Колоссальные помпезные здания – избыточно пышные, торжественные до идиотизма. Еще от центра Лондона исходит не менее густой запах чудовищной безвкусицы. Здания безобразны каждое само по себе… И к тому же они вовсе не сливаются в единый ансамбль.
В Петербурге с 1760-х по 1850-е годы сменилось четыре поколения, три архитектурных стиля. Строили мастера высшего класса, кто во что горазд. А единый ансамбль – есть. Наверное потому, что в голове у всех архитекторов и у приверженцев всех стилей все равно было что-то общее.