Повседневная жизнь Французского Иностранного легиона: «Ко мне, Легион!»

Обвинения продолжаются, но никто из обвинителей почему-то не задается вопросом: а что будут делать завтра с теми, кто помогает легионерам в Афганистане сегодня? Или не вспоминает 100 тысяч тех французов, что не уехали к своей мачехе-Франции, и алжирцев, которые поверили в то, что их не тронут, несмотря на то, что они симпатизировали «колонизаторам». Сколько «черноногих» было выброшено из своих квартир и убито после ухода из Алжира Иностранного легиона? И еще долго бегали по городу стаи голодных и одичавших собак — некогда домашних любимцев…

«А пропо», как говорят французы. Между прочим, спустя два года после исхода французов из Алжира в Сахаре нашли колоссальные запасы газа. Геологическую разведку проводили еще при старой власти… В истории не бывает сослагательного наклонения, но все же не так уж трудно себе представить, какой была бы Франция сегодня, если бы алжирский газ был французским. Впрочем, опыт других стран показывает, что «сидение на трубе» не способствует оздоровлению нравов в обществе и укреплению стойкости нации.

Глава седьмая МУЖЧИНЫ БЕЗ ЖЕНЩИН

Любовь мужчины к женщине непостоянна, как свет месяца, который скрывают пробегающие по небу облака. Но чувства брата неизменны, как свет далеких звезд, и вечны, как слова Пророка.

Арабская пословица

Легионер и женщина

«Женщина — великая вдохновительница Легиона», — замечает писатель Пьер Мак-Орлан в своем эссе «Легионер», опубликованном в 1930 году. Этот мир без женщин, под названием «Легион», создали именно женщины. От них в легионе скрывались, но они же и следовали за ним повсюду, куда бы ни заносила служба. Правда, это были совсем не те женщины, которые становились причиной вступления в мужское братство легиона: они опустошали кошельки, а не душу. А легионеры — как летчики: не погибают, а просто не возвращаются из своего полета над жизнью.

Было время, названное «золотым веком» Французского Иностранного легиона, — в историческом измерении было оно даже не вчера, а всего несколько минут назад. Как и любое счастливое время, «золотой век» был недолгим: это период между двумя мировыми войнами. Именно тогда и сложилась часть «мифа о легионе», посвященная его любовным подвигам. Этот эротический ореол совсем не подходит современным легионерам.

Это было время мужчин без женщин, когда мужчины спасались от женского общества в легионе, как в монастыре. Они становились истовыми приверженцами своей новой религии и членами мужского братства этого самого распущенного монастыря, имя которому — легион.

Легионер и в любви ищет дружбу. Ему трудно найти женщину, потому что он по привычке в первую очередь видит в ней товарища. Легионер — человек самодостаточный и волевой: уже одно его решение вступить в легион, то есть начать жизнь с «нуля», говорит о многом. Он умеет за себя постоять и привык сам о себе заботиться. Он закрыт для мира, но открыт для таких же, как он сам. В любви он ищет понимания: хорошего попутчика в путешествии, долгого и неспешного разговора за бутылкой, внимательного ухода во время болезни и полной откровенности в сексе. В любви, как на поле боя, а значит, самое страшное, что может случиться, — предательство и дезертирство. Но на это способна редкая женщина, поэтому легионер чаще всего в конце жизни остается в одиночестве. Оттого столько ветеранов, «бывших», как говорят в легионе, предпочитают умирать среди «своих» в приюте в Полубье.

Легионер слишком требователен к себе, оттого и разочаровывается, когда его взгляды и привычки не находят понимания близкого человека. Точнее, того, кого он сам считает близким. А когда не воюет, то каждый вечер, как кальвинист, устраивает над собой «страшный суд», подводя итоги прожитого дня. Но он счастливее многих, так как всегда может вернуться к своим товарищам, которые останутся с ним до последнего вздоха и сохранят о нем память, пока живы сами.

Легионер — плохой муж. Он может предложить женщине лишь немного денег, зато в избытке — верность, терпимость, преданность и свои фантазии об окружающем мире.

А когда с женщиной все кончено, то легионер, как британский аристократ викторианской эпохи больше скорбел о смерти спаниеля, чем о кончине своей леди, больше тоскует не о покинувшей его женщине, а о забытых на время товарищах, потому что любовь преходяща, а дружба остается навеки.