Маргерит была толста, коротконога, неуклюжа, у нее были грубые руки судомойки. Но Шапиро клялся мне, что именно в Маргерит он впервые увидел всю красоту мира. Он хотел уйти из войны не искалеченным, чтобы иметь возможность отдать свою жизнь Маргерит. Он мечтал увезти ее после войны к себе в Умань (город в Черкасской области на Украине. —
Автор не распространяется, отвечала ли французская девушка взаимностью еврейскому юноше с Украины, но это было и не так важно для Шапиро и таких, как он, — главное, чтобы была возможность мечтать и думать о ком-нибудь. Если легионер не мечтает о любви, то это уже и не легионер вовсе, а «джи-ай»: послушный инструмент для поддержания демократии и нужной цены на нефть.
Концовка истории этих прифронтовых Ромео и Джульетты столь же грустна, как гнусна вся история той войны: еврея-интеллигента расстреляли в «назидание» остальным, лживо обвинив в «попытке мятежа», а Маргерит разорвало в клочья неизвестно откуда залетевшим на ее ферму шальным снарядом. Так и не поняли, своим или немецким…
В тот ушедший «золотой век» многие легионеры предпочитали провести всю жизнь в Северной Африке или Индокитае: любовные приключения с «подружками» не считались аморальными, не служили препятствием в продвижении в чинах, зато оберегали от необходимости вступать в брак и следовать скучным правилам буржуазной жизни.
Но это все происходило в гарнизоне, а в полевых условиях действовали передвижные публичные дома. Но не в каждом алжирском или марокканском городе, где квартировал легион, жители были ему рады. Легионер-кавалерист Николай Матин вспоминает о ситуации в Алжире в 1921 году: «Слово «легионер» в местном понимании — бандит. Не так давно, всего за 2–3 года до приезда в легион русских (1920 г.), взгляд на легионера был таков: после занятий трубач выходил и особым сигналом извещал жителей, что легионеры «идут гулять». Все магазины закрывались. По приезде же русских отношение жителей резко изменилось к лучшему, и многих из нас принимали в частных семейных домах».
Но совсем иначе легионеров воспринимали там, в метрополии, куда они иногда приезжали в отпуск.
Эта песня Эдит Пиаф, впервые прозвучавшая между двумя войнами, стала одной из любимых в легионе. Пели ее чаще всего парашютисты, причем не во время застолья, а в трудные моменты жизни.
Эта песня — не придуманная история, а факт биографии Пиаф. Наталья Кончаловская так описывает эту историю: «Однажды, выступая в казарме, Эдит встретила легионера Альберта, в которого влюбилась без памяти. Он был немного старше, мужественнее и красивее Маленького Луи. Эдит взяла девочку и ушла к легионеру. Луи страдал, выслеживал Эдит на улицах и однажды, подкараулив ее, отнял у нее дочь и заявил, что, если она хочет жить вместе с дочерью, пусть вернется домой. Эдит подчинилась. А легионера Альберта вскоре отправили в Алжир. А спустя годы, когда к Эдит пришла известность, роман с легионером получил неожиданное продолжение. «А легионер Альберт?» Он был убит в Алжире. Так ей потом сказали в казарме…
Через несколько лет, когда Эдит уже стала певицей, поэт Раймонд Ассо написал для нее песню на музыку Маргерит Монно. Первую настоящую песню на тему, которую Эдит сама ему предложила.
Как-то к уже знаменитой Эдит, выходившей после очередного концерта в сопровождении друзей, подошел какой-то человек с самодовольным лицом и сытым брюшком.
— Здравствуй, — сказал он.
— Добрый вечер, — ответила Эдит, не понимая, в чем дело.
— Узнаешь?
— Нет, месье.