Повседневная жизнь Французского Иностранного легиона: «Ко мне, Легион!»

Яркий пример таких отношений — генерал Зиновий Пешков и писательница Эдмонда Шарль-Ру, окрасившая весной своей жизни позднюю осень легионера. Пешков, обнимая женщину, вместо того чтобы сказать с обычной французской учтивостью: «Будьте моей!» — и услышать в ответ нормальное для француженки: «Я — Ваша», — иногда, утомившись от своей самодостаточности, добавлял: «…моей женой». Все подруги оставались с ним недолго: с легионером ужиться непросто. И лишь в конце жизни он встретил ту, которой не нужно было ничего ни объяснять, ни доказывать с хрипом: просто они оба «выросли в одной детской» — легионе. Их разделяла разница в возрасте более полувека, но общее прошлое в легионе стерло и это различие.

Однажды в разговоре с офицерами, не учтя тонкостей французского языка, я брякнул: «Последняя любовница генерала Пешкова». Немедленно в воздухе повисла натужная пауза. Потом меня мягко поправили, списав мою бестактность на иностранное происхождение: «Не любовница, месье, а друг!» Не пассия, не жена, не подружка, а друг! «Сестра по оружию». Для легионеров это высшая похвала женщине…

Легион в те годы — это «Ноев ковчег» старой Европы. Сколько мужчин в легионе, столько же и вариантов взаимоотношений с женщинами. Трудно сравнивать любовь парня с баварской фермы и датского принца, парижского «апаша» и русского казака с Дона…

В полевых условиях

В начале XX века на окраинах городов в Алжире и Марокко, где стояли гарнизоны Иностранного легиона, по инициативе муниципалитетов для легионеров создали «зарезервированные кварталы» — не обычные солдатские бордели, а маленькие, закрытые от посторонних глаз «городки» с домами терпимости, фонтанами на площадях, кофейнями и рыночками. Все было оформлено в восточном вкусе с присущей ему негой, журчанием воды в маленьких фонтанчиках, ароматом благовоний и расслабляющего кальяна… В этих заведениях можно было подобрать себе девушку по вкусу. Обитательницы не имели права выходить за пределы «квартала» без специального разрешения полиции, осуществлявшей здесь постоянное наблюдение. Власти следили за общей гигиеной и регулярными медицинскими проверками жриц любви, пресекали любую возможность драки между посетителями из разных родов войск.

Атмосфера во многих заведениях отличалась особой изысканностью. «Эти кварталы в Марокко незабываемы, — писал очевидец, — их можно сравнить с теми, что были раньше во всех средиземноморских городах, начиная с китайского квартала в Барселоне и заканчивая Константинополем… Маленький город мечты, посвященный живописной африканской проституции».

Легионеры находили здесь средства от своих душевных недугов и отвлекали сердце от нахлынувшей ностальгии по несбывшемуся в прошлой жизни. По мнению писателя Пьера Мак-Орлана, служившего в легионе, добрая половина его товарищей оказалась в легионерах из-за женщины. В Северной Африке проституция носила иной характер, чем во Франции, — там она не воспринималась как постыдное ремесло. Например, в Марокко в те годы считалось совершенно нормальным, если девушка из «бледа» (внутренние пустынные районы страны. — В. Ж),для того чтобы заработать себе на приданое и удачно выйти замуж, проведет некоторое время в «доме». Более того, такие «умелые» жены, способные доставлять мужу особые удовольствия, ценились среди арабских мужчин иногда больше, чем неопытные девственницы.

У «мадам» — содержательниц таких «домов» — с офицерами расквартированной части легиона обычно устанавливались теплые и дружеские отношения, особенно с холостыми выпускниками военной школы в Сен-Сире, которых они воспринимали как сыновей… В праздники «хозяек» принимали в семейных домах офицеров, как равных. Было принято закатиться на рюмку шампанского к «мадам Арлетт» или «мадам Николетт» в сопровождении супруг, а в это же время в ее заведении устраивался очередной «попот» молодых офицеров с барышнями на коленях.

Это было прекрасное и легкое время колониальной жизни… Оно кончилось вместе с метким выстрелом Гаврилы Принципа в Сараеве, однако в полках, которые оставались в Африке и в Индокитае, мало что изменилось. Совсем иная жизнь была у Маршевого полка Иностранного легиона, спешно сформированного в ноябре 1915 года из кадровых «африканских» частей и 32 тысяч иностранцев, пожелавших защищать Францию. Им было поначалу вовсе не до женщин… К тому же «штабным», озабоченным успехами кайзеровской армии, больше приходилось думать о боеприпасах и горячей пище, чем о сексуальным здоровье легионеров.

Медсестры и докторши были только в тыловых госпиталях, и их прочно «зарезервировали» офицеры. А гражданское население постарались вывезти из прифронтовой полосы не только ради спасения их жизней, но и для того, чтобы одинокие женщины не разлагали армию. Например, не торговали самогоном и вином.

Но и в таких жестких условиях у легионеров вспыхивали чувства. В своем «легионерском» романе Виктор Финк описывает любовную историю, приключившуюся с его боевым товарищем — студентом-филологом на фронте: «…Шапиро молитвенно влюблен в Маргерит.