Но слово «мафия» (которое изначально, очевидно, имело то значение, о котором говорил Питре; самый древний документ, где мы его находим, датируется 1658 годом и в нем оно приводится как прозвище «магары», женщины, которая занималась магией) стали использовать для обозначения криминальных явлений на Сицилии, чтобы подчеркнуть их качественное отличие от аналогичных явлений во всех других регионах Италии и в других странах. Разумеется, при этом имелись в виду не любые криминальные явления и не вся территория Сицилии. Мысль о специфичности сицилийской ситуации впервые была высказана в 1838 году, в то время, когда слово «мафия» еще не существовало в его сегодняшнем значении, в рапорте Дона Пьетро Уллоа (того самого, который написал потом исторические работы о королевстве Бурбонов, подданным которых он был в высшем смысле слова), который был тогда генеральным прокурором Трапани: «На Сицилии нет служащего, который не раболепствовал бы перед сильными мира сего и который не пытался бы извлекать выгоду из своей должности. Эта всеобщая продажность привела к тому, что народ стал прибегать к средствам очень странным и опасным. Во многих местностях существуют братства в виде сект, которые провозглашают себя партиями и которые не проводят собраний и вообще не устанавливают между своими членами никаких связей, кроме общей зависимости по отношению к главе братства, которым здесь является землевладелец, а там — священник. Общая касса выручает их в нужде, когда надо добиться отставки одного чиновника или подкупить другого, когда надо защитить кого-то или засудить невиновного. Народ научился договариваться с преступниками. Когда случаются кражи, появляется посредник, который предлагает свою помощь для возвращения украденных вещей. Многие высокопоставленные служащие магистрата покрывают существование таких братств, покровительствуя им, — как, например, Скарлата, судья Верховного гражданского суда Палермо, или как Сиракуза, высокопоставленный чиновник… Невозможно добиться от городских полицейских, чтобы они патрулировали улицы, невозможно найти свидетелей преступлений, совершаемых средь бела дня. И в центре этого беспорядка — столица, со своей роскошью, со своими феодальными претензиями в середине XIX века, город, где живут сорок тысяч пролетариев, существование которых зависит от капризов сильных мира сего. В этом средоточии всей Сицилии торгуют общественными должностями, покупают правосудие, совращают невинность…»
Уллоа определил черты, которые отличают мафию от всех других видов организованной преступности; он представил свои мысли вниманию правительства Неаполитанского королевства (которое, естественно, не извлекло из них никакого урока, так же как в дальнейшем правительство объединенной Италии не обратит никакого внимания на рапорты Франкетти и Соннино, на парламентское расследование 1875–1876 годов, на доклад Коладжанни в палате депутатов, на рапорты честных префектов и карабинеров). Эти черты можно вкратце определить примерно так коррупция власти, проникновение в нее оккультной власти общества, которое обеспечивает преимущества своих членов в ущерб всеобщему благу, ограничивая при этом власть государства. Первая причина подобного положения вещей для Уллоа заключалась в социальных и экономических условиях Сицилии, которая, как мы уже говорили, в середине XIX века была еще целиком феодальной. Точнее, мафия, которая нарождалась из феодализма и перенимала его формы (глава мафии занял место феодального сеньора, присвоив присущие последнему полномочия так называемой «чистой и смешанной власти'», заключавшиеся в праве на жизнь и смерть обитателей городов и деревень, а также в праве произвольного налогообложения), эта самая мафия должна была обеспечивать движение, которое можно представить как переход от феодального общества к обществу буржуазному; тот переход, который осуществился во Франции через революцию 1789 года, а в других странах — через посредство такого режима, который получил название «просвещенного абсолютизма» и при котором изменения, привносимые правителями (такими как Иосиф II в Австрии, великий герцог Леопольд I в Тоскане) в жизнь своих подданных, часто ущемляли интересы аристократии, на которую их власть в основном опиралась. На Сицилии не было ни революции, ни просвещенного абсолютизма, земля перешла от баронов к «буржуа» (буржуа в кавычках, поскольку нельзя говорить о существовании буржуазии на Сицилии в собственном смысле этого слова) через операции, которые с полным основанием можно назвать мафиозными.