Повседневная жизнь Москвы. Московский городовой, или Очерки уличной жизни

«Но если для бедных и угнетенных у полиции есть только кулаки и «холодные», то для власть имущих и богатых она расточает самую любезную предупредительность. Чего она только не сделает за приличное вознаграждение: обойдет закон, явно его нарушит, закроет глаза на очевидное преступление. […] Взяточничество чрезвычайно широко распространено среди полицейских чиновников, — настолько широко, что наряду с прочими недостатками нашей полиции даже не считается особенно большим грехом. Берут от верху до низа, внизу — пятаками, а наверху сотнями рублей. Рублевка спасает русского гражданина от многих неприятностей. […] Взяточничество считается настолько обычной вещью в полицейском мире, что, например, околоточные одного города говорят открыто в своем заявлении о распространенности взяточничества среди них. Они объясняют это тем, что иначе им было бы трудно жить при их маленьком жалованьи».

Пафос «Нашей полиции» во многом напоминает публицистические статьи эпохи реформ середины XIX в., только примеры полицейского произвола были из нового времени. Да и заканчивался текст «оригинальным» выводом:

«Вообще деятельность полиции надо поставить в известные, строго определенные законом, пределы. Только при этих условиях полиция не будет служить для разных проходимцев средством порабощения русского народа. Полиция на службе у народа, а не полиция против народа, — вот что надо провозглашать повсеместно».

Как ни странно, но полицейские, превратившиеся в объект форменной охоты со стороны революционных террористов, до предела ошельмованные в печати, оказались стойкими, верными присяге бойцами. Современница писала о них: «Полицейские чины и чины жандармских управлений, начиная с градоначальников и кончая сотнями городовых и нижних чинов, всюду истреблялись самыми бесчеловечными способами, и взрывчатыми снарядами, и серной кислотой, и пулями, направленными или из-за угла, или из глубины жилых помещений, — и безропотно гибли эти служаки только за то, что твердо и безбоязненно исполняли свой долг, который возлагала на них их служба.

А дикари, наивно мнившие себя не только интеллигентами, но и либералами, не только не возмущались этой бессмысленною, кровавою бойней, но и приходили в восторг, узнавая о каждом новом убийстве, чествуя, как героев, бесчеловечных убийц и отчисляя к черной сотне всех тех, кому эта братоубийственная война надрывала сердце».

Возможно, будь служащие полиции менее преданны долгу, самодержавная власть стала бы энергичнее проводить реформу органов правопорядка. В реальности вопрос о преобразовании полиции был поставлен в 1906 г., но его обсуждение затянулось на целых семь лет. Все эти годы полицейские с надеждой следили за ходом формирования программы улучшения условий их службы, благо материалы об этом постоянно публиковали на страницах газет и журналов. Особое место среди них занял выходивший в Москве «Вестник полиции» — первый в России журнал, посвященный деятельности полиции. Сначала его выпускала группа частных лиц, а с 1909 г. он стал официальным изданием Министерства внутренних дел.

Ангел-хранитель. Везде и всегда до конца жизни (кар. из журн. «Будильник». 1906 г.).

Московская полиция, выстояв во время революции с огромным напряжением сил, с наступлением мирных дней снова оказалась в кругу нерешенных проблем. Среди них прежде всего надо отметить недостаточное финансирование, как со стороны МВД, так и со стороны городского управления. Устаревшая система двойного денежного потока — жалованье полицейским шло из казны, а хозяйственное содержание и вооружение обеспечивали городские власти, — приводила к неразберихе и взаимным претензиям.

Взять хотя бы полицейские участки — места, где располагались канцелярии приставов, караульные помещения, камеры для задержанных, приемные покои для подобранных на улицах больных. Специальных зданий для них не строили и, если не находилось подходящего казенного строения, нанимали дом у частного владельца.

«Нельзя не обратить внимания на участки, занимающие квартиры наемные, — писал В. А. Гиляровский. — Почти все помещения неудобны, а камеры для подобранных на улицах и арестованных положительно невозможны. Это какие-то, в полном смысле слова, застенки, где ни сесть, ни лечь. Есть при многих участках темные, совершенно без окон и вентиляции, комнатки в квадратную сажень размером, куда, особенно в праздничные дни, стоймя вталкивают арестованных москвичей, мешая пьяных с трезвыми, больных иногда заразными болезнями со здоровыми. И винить полицию в этом нельзя, потому что другого помещения нет. […]

Сколько было случаев заражения болезнями московских граждан, случайно или за пустячные проступки по несчастию попавших в участок и впредь до удостоверения личности принужденных мучиться в застенке, набитом в упор. Сидят здесь люди иногда по суткам, голодные и грязные, и нет средств на заботы о них. О чае и горячей пище они не имеют понятия. Хлеба кусок иногда дает какой-нибудь сердобольный городовой.

Здесь