Повседневная жизнь Москвы на рубеже XIX—XX веков

Позднее, когда подобных случаев с офицерами стало больше, царю перестали о них докладывать. Во всяком случае, о «подвигах» поручика Тихомирова в апреле 1910 года ему не доложили. А произошло вот что: в тот день поручик Пётр Николаевич Тихомиров со своим родным братом Николаем, чиновником Московского отделения канцелярии Министерства императорского двора, и приятелем, мещанином Эдгаром Козловским, жившим в Люблине, отправился в находившийся в этом Люблине, в Китаевском посёлке пятого стана, театр, который содержал Ковалёв. Он же был владельцем и стоявшего тут же трактира третьего разряда. На спектакле в театре наши друзья пробыли недолго, поскольку какой-то неумолимой, всепобеждающей силой их тянуло в трактир. Придя в него и заняв отдельный кабинет, они наконец почувствовали себя в нормальной творческой атмосфере. Потребовали водки, закуски и пива. Просидев в трактире до окончания спектакля, то есть до двух часов ночи, они, наконец, нетвёрдыми шагами направились к выходу. Но тут в трактир ввалились артисты, одного из которых поручик Тихомиров знал. Тот, разумеется, пригласил его и его спутников к столу в отдельный кабинет. Вскоре из этого отдельного кабинета послышались крики и звон разбитой посуды. Оказалось, поручик, со свойственной пьяному русскому человеку откровенностью, непочтительно отозвался о театре и его артистах. Он заявил, что все они г… и годятся лишь на то, чтобы чистить гальюны в казармах (тут, пожалуй, стоит заметить, что есть люди, которых, особенно в состоянии подпития, очень злит, когда кто-то, по их мнению, хочет чем-то выделиться или на что-то претендует, как, например, артисты). Короче говоря, слово за слово, дошло и до посуды. Кто-то из артистов, кажется герой-любовник, запустил в поручика тарелкой с закуской, отчего на мундире того аксельбантами повисли пряди кислой капусты. Поручик ответил на это селёдочницей, но промахнулся. Буфетчик Ковалёв (видно кто-то из родственников хозяина), услышав тревожные звуки, зашёл в кабинет и предложил собравшимся покинуть помещение ввиду позднего времени. В ответ на это брат поручика Николай ударил буфетчика по физиономии, а поручик, как и подобает офицеру, схватился за рукоять своей шашки. Получив должный отпор, буфетчик ретировался, убежав домой, и больше его в трактире никто не видел. После его ухода в трактире из хозяев осталась лишь Екатерина Николаевна, жена хозяина. Она стояла за стойкой буфета, когда к ней подошёл господин поручик и потребовал бутылку пива. Ковалёва заявила ему, что уже поздно, буфет закрыт и пива она ему не даст. Ну кого из наших соотечественников не возмутил бы такой ответ? Поручик не составил исключения. Он обнажил шашку, зашёл за стойку и начал рубить всё подряд: счёты (существовало когда-то такое счётно-вычислительное устройство, состоящее из деревянной рамы и металлических спиц с нанизанными на них деревянными костяшками тёмного и светлого цвета), прилавок, полки и пр. Хозяйка при виде этого зрелища рухнула на стул и залилась слезами. Тогда сердца брата Николая и друга Эдгара дрогнули и они, хоть и с трудом, уняли пьяного российского дон-кихота и увели его из трактира. О буйстве поручика на следующее утро был составлен протокол. Его получил от хозяина трактира пристав Хамовнической части по месту жительства братьев Тихомировых (они проживали на Зубовском бульваре, в доме дворцового ведомства). В конце концов, дело дошло до московского военного коменданта, а затем и до командира Ваврского полка, в котором служил поручик Тихомиров.

Командир, как оказалось, «вполне удовлетворился объяснениями своего офицера», то бишь поручика Тихомирова, и не нашёл в его действиях состава какого-либо проступка. Более того, он посчитал нужным сделать внушение содержателю трактира, с тем чтобы «он впредь был более осторожен и не вмешивал господ офицеров в грязные истории». Приняв такое решение, командир тем самым поддержал старую традицию, предписывающую беречь честь мундира. Традиции этой не были помехами ни честь, ни совесть, ни элементарная порядочность.

А какое всё это имело отношение к царю? — спросите вы. Да никакого, если не считать возникшей в связи с этим печальной мысли о том, что за царя и заступиться было некому, ведь над ним-то не было никакого начальника, который мог бы это сделать. Его постоянно кто-то ругал и отзывался о нём, да и вообще обо всём его августейшем семействе, весьма неуважительно и неодобрительно.

Пьяный крестьянин Закорючкин, например, проходя по улице, остановился против дома купца Калинина, в освещённых окнах которого были помещены портреты царя (Николая I) и царицы. Услышав суждения собравшейся под окном публики о сходстве портретов с оригиналами, он произнёс по адресу оригиналов матерные слова и заявил к тому же, что царь похож на ж… с усами.