Повседневная жизнь Москвы на рубеже XIX—XX веков

Большое значение в формировании социального статуса русских евреев имели установленные в России порядки воинской повинности и места проживания. Законы, введённые ещё при Николае I, надолго определили особенности «еврейского племени» в России. Срок службы в армии был тогда 25 лет. Нечего и говорить, что энтузиастов служить такой срок, да ещё в армии, где процветали мордобой и жестокость по отношению к русским, а тем более к евреям, было немного. Согласно закону, в рекрутские наборы общества (у евреев — кагалы) предоставляли юношей в возрасте от 12 до 25 лет. Еврейских мальчишек (кантонистов, как их называли) из местечек Украины, Литвы и Польши, согласно закону, отправляли во внутренние губернии России, где размещали по крестьянским избам для воспитания в христианском духе до совершеннолетия и зачисления в солдаты. Облавы на еврейских детей стали тогда обычным делом. В дальнейшем от воинской службы стали освобождать раввинов, купцов, а также евреев, окончивших русские учебные заведения. Не удивительно, что евреев при таком положении тянуло в гимназии и университеты России. Однако поступить в них было не так легко. Процентная норма приёма евреев в высшие учебные заведения Москвы и Петербурга составляла всего 3 процента от общего числа принятых, в остальных городах за чертой оседлости — 5 процентов, а в черте оседлости — 10 процентов. Поступив в школу, еврейские дети не укрывались за её стенами от антисемитизма. М. Е. Салтыков-Щедрин в своих «Мелочах жизни» писал по этому поводу следующее: «Для евреев… школа — время тяжкого и жгучего испытания. С юношеских лет еврей воспитывает в себе сердечную боль, проходит все степени неправды, унижения и рабства. Что же может выработаться из него в будущем?»

Предпочитали евреи получать медицинское образование, поскольку лишь оно давало им возможность жить вне черты оседлости. Со временем медицинское образование в некоторых еврейских семьях стало традицией. В 1861 году имеющие диплом доктора медицины и хирургии, а также доктора и магистры или кандидаты по другим факультетам университета были допущены на военную и гражданскую службу. С 1879 года все евреи, имеющие высшее образование, а также фармацевты, дантисты, фельдшеры и акушерки могли жить вне черты оседлости. Купцам 1-й гильдии и служащим разрешалось проживание в Москве с 1859 года. Разрешение евреям в черте оседлости устраивать шинки открыло перед ними путь к обогащению. Когда же им этот промысел в сельской местности запретили, они стали нанимать русских и украинцев и оформлять шинок, а проще говоря пивную, на их имя.

Немало евреев, оказавшись в России, потянулось к литературе, музыке, театру и изобразительному искусству. Этому способствовали как природные склонности, так и то, что евреи с детства были приучены к зубрёжке в работе с текстами и рассуждениями на религиозные темы. Ограничение проживания евреев за чертой оседлости по религиозному принципу привело к тому, что евреи в массовом порядке стали принимать христианство — переходить в православие и лютеранство. Таких называли «выкресты».

Неизвестная русская литература

Темы искусства, литературы были не чужды и москвичам. Помимо классиков, которых мы «проходили» в школе, в России, и в частности в Москве, существовало множество писателей и поэтов, имена которых нам неизвестны или давно позабыты. А ведь тогда, в конце XIX — начале XX века, некоторые из них имели чрезвычайную популярность. Взять хотя бы А. М. Пазухина, автора многочисленных романов и повестей с благополучным концом, таких как «Буря в стоячих водах», «Дисконтёр», «Московские коршуны» и многих, многих других. Каждый год он писал по три-четыре довольно крупных произведения и публиковал их в газетах. Помимо этого, в газете «Московский листок» он постоянно описывал сценки московской жизни. Говорили, что, если опубликовать всё, что он написал, получилось бы 200 томов! «Был он бедняк, — свидетельствовал Гиляровский, — типический литератор-пролетарий, семейный, бедный и, конечно, здорово пил… Он оказался идеалистом-романтиком чистейшей воды, даже странным для литературной Москвы беспутного конца века… Под влиянием проповеди служения народу он в 60-х годах, покинув гимназию, стал народным учителем. Восемь лет преподавал в Ярославской губернии, служил чиновником для особых поручений при ярославском губернаторе, а в 30 лет перебрался в Москву». В 1898 году «Московские ведомости» писали о нём: «Он властелин дум может быть десятка миллионов читателей, которые и слыхом не слыхали о Чехове, Максиме Горьком и даже Льве Толстом».

Мало кто помнит теперь А. К. Шеллера-Михайлова, А. Н. Цехановича — автора «Русского Рокамболя», драматурга И. В. Шпажинского, Василия Ивановича Немировича-Данченко — известнейшего тогда писателя, вскрывавшего интересные факты и рассказывавшего истории из жизни разных стран и городов. Он был так популярен, что Владимира Ивановича Немировича-Данченко — соратника К. С. Станиславского, в шутку называли «братом своего брата».