Повседневная жизнь Москвы в XIX веке

Еще и в 1850-х годах московское купечество, как писал Н. Вишняков, «не доверяло просвещению и не признавало для себя его необходимости. До середины 1850-х годов между нашей многочисленной родней и знакомыми не было ни одного лица с университетским образованием. Старики держались того взгляда, что наука только отбивает от дела, и, со своей точки зрения, были безусловно правы. Условия, среди которых жило купечество, были до такой степени первобытны, что у человека, получившего мало-мальски сносное образование, должно было являться непреодолимое желание уйти из этой среды. Конечно, этому бывали не раз и примеры. Старое поколение запоминало это и сердилось, не будучи в состоянии оценить причины отвращения. В самом деле, с точки зрения, например, моего отца, что требовалось для его сыновей? Требовалось, чтобы они вышли хорошими купцами, поддержкой ему на старость и продолжателями его дела, которое кормило семью и давало хороший барыш… Если сыновей образовывать дальше, то сделаешь из них только „ученых“, которые будут брезговать отцовским делом и оно, значит, рано или поздно обречено будет на погибель, а сами молодые люди под конец пойдут по миру. Наука плохо кормит, а в чиновники им идти не к лицу: зазорно состоятельному купеческому сыну от своего-то прибыльного дела записываться в чернильные крысы. Таким образом, наука была страшилищем, враждебным как семейным, так и торговым интересам»^[150].

Прошло несколько десятилетий, прежде чем на образование стали обращать больше внимания. Мальчиков стали отдавать учиться в коммерческое училище или городские школы (популярно у просвещенных купцов было немецкое Петропавловское училище); девочкам, как правило, давали лишь уроки элементарной грамотности и «манер». Некоторые недолго учились в пансионах. Полноценное образование женщинам в этой среде давали редко: считалось, что с приданым возьмут и неученую. Как правило, купеческая дочка «знала первые правила арифметики, умела кое-как с грехом пополам справляться с буквой „ять“, и нельзя сказать, чтобы с достаточной ясностью могла себе представить разницу между Китаем и Турцией»^[151].

Лишь после реформы детям стали давать образование не только в коммерческой академии, но и в университете, а купеческие дочери заговорили по-английски и заиграли Шопена.

Служащие в купеческом деле составляли его неотъемлемую часть и были постоянным источником пополнения купеческого сословия.

Делились такие служащие на три категории: мальчики, молодцы и приказчики, представлявшие собой три ступени в купеческой карьере.

«Жить в мальчиках» начинали, как правило, подростки лет 13–15 (хотя встречались в этой категории и вполне взрослые люди). В учение их отдавали родители, заключавшие с хозяином-купцом «условие»-договор, обычно лет на пять. В начале XIX века еще была широко распространена практика, когда мальчиками в чью-нибудь лавку или в амбар поступали на общих основаниях сыновья купцов и так приучались к делу; позднее большинство мальчиков выходили из мещанской и крестьянской среды.

Такой мальчик становился почти полной собственностью хозяина и особенно первое время им помыкали все домашние — и хозяева, и прислуга, и молодцы, и приказчики, и даже старшие мальчики. На плечи ученика ложилась вся тяжелая работа: принести или привезти воды из «бассейни», нарубить дров, топить печи, чистить платье и сапоги всем домашним, помогать кухарке, ходить с ней или с хозяйкой за провизией, нянчить хозяйских детей, бегать с поручениями, колоть сахар, прибирать в лавке, при необходимости служить грузчиком и т. д. и т. п. Он был у всех на побегушках, но при этом работал и в лавке, а по вечерам еще должен был доставлять по адресам покупки.

Мальчики «обязаны были стоять у дверей, не смея присесть, и должны были зазывать покупателей. Доставалось им главным образом зимой: они зябли на морозе, и щеки их были всегда отморожены… Кроме того, каждый считал необходимым к мальчику „руку приложить“, начиная с хозяина и кончая простым рабочим парнем и „трещали зубы“ мальчиков… Это называлось „ученьем добру“… Что мальчики терпели, и сказать трудно!»^[152] — вспоминал П. И. Богатырев. В таких условиях мальчики постепенно учились повиноваться и проникались купеческой этикой, а потом, на следующей стадии ученичества, научались и повелевать.

Жалованье мальчикам не полагалось. От хозяина шли харчи — обычно чай и хлеб с колбасой и остатки от обеда (пустые щи и гречневая каша), кое-какая одежонка и иногда небольшие «праздничные» — копеек 10–15 по воскресеньям «на пряники». Жили мальчики в хозяйском доме; специального помещения им не полагалось — спали по углам на войлоке. Регулярных выходных и отпусков не давали: лишь в большие праздники хозяин мог позволить сходить на гулянье под балаганы.