Повседневная жизнь Москвы в XIX веке

«Купеческие дочери на бале и в маскераде обыкновенно очень молчаливы, — писал П. Вистенгоф, — замужние — почти неприступны для разговора, позволяя однакож приглашать себя в молчании двигаться под музыку. (…) Пожилые купчихи на бале добровольно лишают себя языка и движения, довольствуясь одним приятным наблюдением взорами за своими „деточками“, подбегающими к ним после каждой кадрили. Маменьки обыкновенно балуют их конфектами, привозимыми с собою в больших носовых платках; я даже видел, как одна кормила свою дочку пастилою, привезенною в платке из дома»^[155].

По мере того как «обтиралось» и цивилизовалось московское купечество, обретали необходимую «бонтонность» и вечера в Купеческом клубе. Ко второй половине века это было одно из наиболее посещаемых в Москве мест, а здешние маскарады считались самыми веселыми. Тайком под маской сюда приезжали и дамы из общества, желавшие поинтриговать, и дамы полусвета, надеявшиеся бесплатно поужинать за счет благодушного кавалера.

Вплоть до 1870-х годов немалая часть купечества продолжала сохранять самобытность. По праздникам и воскресеньям пекли пироги: один хозяевам, другой прислуге, и вся семья ходила к всенощным и обедням в приходской храм, где у каждого купеческого семейства было свое определенное место. Избавить от этой обязанности могла только болезнь или сверхважное дело. Вечером, взяв самовар, вино и закуски, отправлялись в рощу на гулянье. На гулянье прохаживались, покупали детям апельсины, вяземские пряники и грецкие орехи, потом усаживались в холодке и ели привезенные припасы, потом снова прохаживались и снова ели. Отец семейства непременно встречал знакомых и пил с ними, так что домой все возвращались ублаготворенные.

Осенью и зимой по праздникам иногда брали ложу в театре и, набрав мешок гостинцев, ездили всей семьей смотреть какую-нибудь трагедию или драму поэффектнее. В дни именин — своих и жениных — московский купец устраивал парадный обед, «закуску» или даже и бал, причем была музыка с литаврами. «Во все время бала гости сохраняют какую-то чинную важность; молодые танцуют, пожилые играют в мушку, пикет и бостон, пожилые дамы и не танцующие сидят около десерта, расставленного на столах в гостиных, и уничтожают его с прилежанием, большею частью молча или при разговорах отрывистых, утвердительных и отрицательных знаках своих голов, сияющих в это время жемчугами и бриллиантами»^[156], — повествовал бытописец.

За ужином много пили, играли русские песни, а когда провозглашали чье-нибудь здоровье, непременно играли туш. Если праздновали свадьбу, обязательно били посуду и кто-нибудь пускался вприсядку. В конце концов какая-то часть гостей «по немощи» оказывалась не в состоянии возвращаться домой и ее оставляли ночевать, раскладывая перины и подушки на полу за неимением свободного места.

Следует добавить, что многие из описанных здесь и присущих этому сословию самобытных черт оказались быстропреходящи. На протяжении XIX столетия торговое сословие на удивление быстро цивилизовалось.

Почти вплоть до Крестьянской реформы 1861 года купечество в целом было принижено и забито. Еще в 1856 году московский генерал-губернатор Закревский не пустил купцов на ими же самими устроенный парадный обед в честь коронации Александра II (об этом рассказывалось в четвертой главе).

Несколько позднее именно Александр И обозначил возвышение купеческого звания. Во время пребывания Двора в Москве осенью 1862 года на высочайший выход в Большом Кремлевском дворце были, по традиции, собраны высшие представители всех московских сословий. В Георгиевском зале стояли военные, в Андреевском — гражданские чиновники и представители губернского дворянства, во Владимирском — купечество. Когда император вступил в этот зал, городской голова Михаил Леонтьевич Королев, степенно поклонившись, подал ему хлеб-соль на серебряном блюде, специально к этому случаю заказанном в известной ювелирной фирме Сазикова.

Государь благосклонно принял подношение и, обратясь к голове, спросил:

— Как твоя фамилия?

Королев понял слово «фамилия» в принятом у купцов смысле — «семья» и отвечал:

— Благодарение Господу, благополучны, Ваше Величество, только хозяйка малость занедужила.

— Ну, кланяйся ей, — с улыбкой сказал государь, — да скажи, что я со своей хозяйкой приеду ее навестить.

И ведь приехал! Смущенная купчиха подавала в гостиной чай императрице, а Александр II милостиво и долго говорил и с хозяином, и с собравшимися по такому неслыханному поводу первейшими московскими купцами.