Читаем Повседневная жизнь Парижа во времена Великой революции полностью

Зал капитула выходил во двор монастыря пятью готическими аркадами; большие фрески, изображавшие монастырскую церковь, занимали целый простенок этого здания; вокруг него шла высокая деревянная панель, над которой висел ряд портретов кардиналов, патриархов, генералов, святых монахов и монахинь ордена францисканцев. Капитул соединялся дверью с залом Богословия, в который вел, кроме того, особый вход из монастыря, над которым висела черная мраморная доска с надписью:

AVIA THEOLOGICA[318].

Если это длинное описание нуждается в оправдании, то мы можем заявить, что здесь впервые сделана попытка представить топографию монастыря Кордельеров и что нам удалось сделать это лишь ценой кропотливых и зачастую обманывавших ожидания розысков. Но так как от этого заявления наше мелочное описание ничуть не выигрывает, поторопимся окончить его, чтобы скорее вернуться к настоящей задаче нашего труда.

Низкое здание, служившее дортуаром, соединяло хоры ризницы с трапезной. За ним тянулось длинное старое здание, возведенное одновременно с первыми постройками монастыря. Оно включало в себя большие галереи, четыре зала, где помещалась библиотека, и оканчивалось высоким темным корпусом, отведенным под лазарет. Большой сад со множеством аллей и беседок расстилался между этой старинной постройкой и зданиями самого монастыря; огромный огород, доходивший до стен училища Аркура, занимал остальной участок.

Таким был в начале революции монастырь Кордельеров. Надо прибавить, что далеко не все перечисленные нами строения были заняты. С начала XVIII столетия в этот орден неохотно шли новые монахи — частью оттого, что устав его был очень суровым, частью же потому, что другие, более новые монастыри привлекали к себе молодежь. В результате помещения монастыря Кордельеров сделались слишком обширными для небольшого количества послушников. Тогда захотели извлечь пользу из этого громадного участка: казенные архитекторы составили проект их выкупа в казну. Надо сказать, что великолепие нового здания Медицинской школы, возведенного, как мы уже упоминали, в 1766 году, возбудило желание создать здесь площадь с целью освободить колоннаду Гондуэна от соседства закрывавшей ее церкви Кордельеров, которая стояла напротив. С того времени стали думать о том, чтобы уменьшить церковь монастыря наполовину, а в оставшуюся часть перенести приходские службы церкви Сен-Ком, предназначенной к разрушению. Другие строения монастыря предлагалось переделать в тюрьму с одиночными камерами, надобность в которой в то время остро ощущалась.

Революция разрушила эти планы, но монастырь Кордельеров был уже обречен, и она лишь привела в исполнение с некоторыми изменениями уже произнесенный приговор. Начиная с 1785 года монастырь наполнили различные совершенно светские учреждения. В громадной галерее, «представлявшей собой верхний этаж монастыря со стороны церкви», поселили шестьдесят инженеров и рисовальщиков, которые под руководством архитектора Вернике должны были снять точный и подробный план города Парижа. Это был громадный труд; сохранившиеся от него гравюры дают о нем лишь слабое представление. Очертания каждой улицы были изображены в масштабе 1 сантиметр на 10 метров. Каждый дом, сады, дворы, пустыри занимали в нем свое место. Церкви и другие общественные здания были изображены во всех подробностях; план одной только старой части города имел более тридцати футов длины. Несколько лет назад, роясь на чердаках Карнавале[319], я увидел на одном из шкафов кучу свертков старой, заплесневелой, истлевшей бумаги. Это были оригиналы дивного плана Вернике, спасенные от огня во время пожара ратуши… но спасенные в виде обрывков и лохмотьев, обгоревших, залитых водой и пожелтевших от дыма. Их нельзя было даже рассмотреть, так как они рассыпались при первом прикосновении к ним.

Кроме рисовальщиков Вернике в монастыре Кордельеров с 1785 года помещался еще, как мы видели, Музей Парижа — большое общество, состоявшее из писателей, ученых и артистов. Члены его делились на четыре класса: 1) действительных членов; 2) членов-сотрудников; 3) членов музея или почетных сотрудников; 4) членов-корреспондентов. Число действительных членов было ограничено шестью десятками; они собирались каждый вторник с пяти до девяти часов вечера в бывшем зале Богословия. Эмблемой этого общества, бывшего родоначальником Института французской истории, был улей, окруженный пчелами, с девизом: Labor intus et extra (Труд в своей области и вне ее).

Перейти на страницу:

Все книги серии Живая история: Повседневная жизнь человечества

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология