За несколько дней до свадьбы, 17 мая 1787 года, — церковный брак состоялся 14 июня в церкви Сен-Жермен д’Оксерруа, — Дантон, собираясь переменить свою холостую квартиру на улице Тиксерандери, снял «квартиру на первом этаже, над антресолями, в доме на улице Генего и дал задаток господину Паскалю, собственнику или арендатору этого дома. Но, заметив, что по соседству были мастерские слесаря и седельного мастера, пользующихся молотом и производящих сильный шум, что крайне неудобно для людей с кабинетными занятиями, он взял обратно у господина Паскаля данный ему задаток»[252]
.По всей вероятности, это был лишь предлог. Должно быть, имея в виду брак, казавшийся ему выгодным, Дантон мечтал устроиться в комфортабельном жилище, а Шарпантье-отец, человек деловой и экономный, узнав об этом проекте, наложил на него свое вето. Достоверно лишь то, что первое время после свадьбы Дантон и его жена вынуждены были жить у ее отца. Лишь спустя несколько лет молодые супруги поселились в номере
Соседями его этажом ниже были супруги Демулен[253]
. Обе молодые четы охотно бывали друг у друга. Дантон любил семейную жизнь, ему нравилось проводить вечера в обществе близких друзей, он нежно любил свою молодую жену. Очень часто в гостях у него бывали ее почтенная мать и одна из сестер, к которой он чувствовал горячую привязанность. Невестка ее, известная артистка госпожа Виктуар Шарпантье, также приходила иногда провести вечер в счастливом и тесном семейном кругу вКакая перемена совершилась в душе Дантона, когда он почувствовал себя отцом? Проникнуть в это нелегко. Тот, кто судит без предвзятых мнений, основываясь лишь на фактах, смею сказать даже, лишь на мелких фактах, так как мы должны ограничиться в этой книге лишь собиранием подробностей, которыми пренебрегали великие историки, — тот усматривает в жизни Дантона три совершенно различных периода.
В первый период он является неугомонным, непокорным молодым человеком, полным бурных жизненных сил, немного авантюристом, сорвиголовой, бросающимся в жизнь как человек, которому ничего не жаль и который рассчитывает лишь на случай, чтобы устроить свою судьбу. Лишь только начинает сказываться влияние Габриэль Шарпантье, лишь только эта прямая, здравомыслящая и мужественная женщина вносит в их жизнь спокойствие, предусмотрительность, экономию и некоторое благосостояние, Дантон превращается в доброго буржуа, у которого в погребе всегда есть вино, который угощает друзей и мечтает округлить свое состояние. Это второе превращение. Позднее, когда революция разнуздала все страсти, а Габриэль умерла, Дантон дал свободу своей пылкой натуре, будто ему захотелось жадно выпить чашу наслаждений, на которые, как казалось ему, он имеет право. Знающий, что ему не вечно придется пировать, он словно старается съесть двойную порцию. Это третий период, благодаря которому он заслужил от Вадье прозвище «
Но мы еще не дошли до этого. В 1790 году революция еще только начиналась и Дантон не подозревал о роли, которую ему суждено было сыграть. Ему нравилось бывать в Арси, откуда он несколько лет назад уехал без денег и без положения; по-видимому, ему было приятно показать своим соотечественникам, что он сумел устроиться в жизни. Может быть, он был недалек от мысли сделаться главным лицом в своей провинции и возбуждать зависть у добрых буржуа Арси, помнящих еще, как он ребенком резвился на улицах их города. Конечно, это невинное честолюбие, и если бы его всегда воодушевляло оно одно!
В наше время есть школа — я чуть было не сказал «вероучение», — избравшая своей специальностью безграничное восхищение Дантоном.[254]
Эти фанатики, в искренности которых мы, впрочем, нисколько не сомневаемся, возмутятся и скажут, что подобный человек не может питать столь низменных чувств, что его великая душа пламенела лишь любовью к отечеству… теории эти известны, и они не могут опровергнуть того факта, что в 1791 году Дантон так мало предвидел роль, которую ему предназначало будущее, что купил в Арси большое имение, продававшееся г-ном Пио де Курселем, с очевидной целью поселиться там.