Повседневная жизнь пиратов и корсаров Атлантики от Фрэнсиса Дрейка до Генри Моргана

Каноническое право определяло брачный возраст двенадцатью годами для девушек и четырнадцатью — для юношей, при этом согласие родителей на брак требовалось вплоть до достижения мужчиной тридцати лет, а женщиной — двадцати пяти, даже если они уже успели овдоветь. Большая разница в возрасте между мужем и женой была обычным делом, если они не принадлежали к аристократии и должны были сами заботиться о себе.

В Англии XVII века свадьбе предшествовал процесс ухаживания со своими правилами, стадиями и ритуалами, в котором большую роль играли родители жениха. Непосредственное выражение чувств не приветствовалось; впрочем, брак редко заключался по любви — чаще всего это была сделка: женщина приобретала покровительство и материальные гарантии в обмен на личную свободу, мужчина обзаводился собственным очагом и его хранительницей, которая была обязана родить ему наследника. Во Франции ситуация была примерно такой же. В заморских колониях церемония подписания брачного договора обставлялась даже более пышно, чем сама свадьба. Но совсем сбрасывать со счетов нежные чувства всё же нельзя: если жених и невеста могли «официально» встречаться только в присутствии третьих лиц и по определенным дням, влюбленная девушка была способна тайно принимать пылкого «Ромео» по ночам в своей постели, даже если спала в одной комнате с матерью или сестрой.

Переселенцы в заморские колонии, например в Новую Францию, женились рано; в их семьях нередко рождалось по 12–13 детей, что способствовало заселению новых земель. В Европе же за два десятка лет супружеской жизни семья, как правило, обзаводилась восемью-девятью детьми, однако до зрелого возраста доживали лишь трое-четверо; двое-трое обычно умирали в первый же месяц жизни, столько же — в раннем детстве и отрочестве. Велико было количество мертворожденных детей; каждый четвертый ребенок умирал через несколько недель или даже дней, а то и часов после рождения. Новорожденного торопились окрестить, невзирая на погоду, и зимой эта процедура зачастую имела роковые последствия. В Голландии многодетными были семьи католиков и лютеран, тогда как кальвинисты значительно отставали от них в этом плане. Высокая детская смертность, отмечавшаяся в этой стране также и в XVIII веке, потребовала массовой иммиграции с целью поддержания жизнедеятельности государства. Кстати, в том, что касается семейного счастья, социальное положение не играло большой роли. Так, из восемнадцати детей, рожденных английской королевой Анной (1702–1714), не выжил ни один.

Церковь запрещала делать кесарево сечение живой женщине и призывала спасать душу новорожденного, а не тело его матери (по бытовавшим тогда представлениям, женщина, умершая родами, попадает в рай). Женщины рожали сидя, не раздеваясь. Никакие санитарные нормы не соблюдались, даже повитуха не утруждала себя тем, чтобы предварительно вымыть руки и вычистить грязь из-под ногтей. Уровень смертности среди женщин в возрасте от двадцати до тридцати пяти лет заметно превышал тот же показатель у мужчин, даже несмотря на беспрестанные войны.

Корсар-вдовец недолго предавался трауру: кто-то же должен был позаботиться о его детях, оставшихся без матери. Корсарская вдова тоже торопилась вновь выйти замуж: кто-то должен был поддержать ее материально, особенно если у нее на руках были малые дети. Но всё же вдова корсара, де-факто — а то и де-юре — офицера королевского флота, оказывалась в выигрышном положении по сравнению с вдовой пирата: она могла рассчитывать на помощь друзей, судовладельца, а если ее покойный муж успел проявить себя геройски — даже короля. Жены пиратов, дожидавшиеся своих мужей, могли рассчитывать только на себя. История почти каждой такой женщины — сюжет для романа, авантюрного (о таких мы еще поговорим) или сентиментального.

Весточку от мужа-изгоя можно было получить через купца или контрабандиста, пробавлявшихся на пиратских базах или в свободных портах скупкой награбленного; они не отказывались передать семье и что-нибудь из вещей, добытых отцом семейства, или даже некоторую сумму денег. Пираты просили напарника или капитана в случае их смерти переправить их немудреное имущество жене и детям.[68] Капитан Клаас Компаан из Зандама (в 20 километрах к северу от Амстердама) после каждого удачного похода — а таких на его счету было 358 — отправлял жене сумку серебра и драгоценностей, а завершив свою «карьеру», мирно прожил вместе с ней остаток дней в небольшом уютном домике. Жена Уильяма Дампира, Юдифь, приходившаяся, между прочим, родственницей герцогу Графтону, могла ей только позавидовать: муж провел с ней всего несколько месяцев после свадьбы, состоявшейся в Лондоне в 1678 году, и больше они не виделись. Детей у них не было.