Повседневная жизнь русских щеголей и модниц

Любовь к украшениям из золота и серебра, а то и вовсе простеньким, медным, сохранилась, невзирая ни на какие напасти, обрушившиеся на Русь, будь то монгольское нашествие или усобицы русских князей. Многие из украшений разворовали, иные, зарытые в землю своими владельцами, схороненные от врагов, пролежали там до наших дней, так и не порадовав больше хозяев, — они не вернулись из плена или погибли. Города разрушили, мастерские сожгли, мастеров увели в Монголию.

Очень сильно пострадало от нашествия ювелирное дело. Многие технические приемы забылись, они возродились лишь спустя двести — триста лет. Утерянной оказалась техника перегородчатой эмали, в XIII–XIV веках на Руси появились отдельные украшения лиможской эмали, но они являлись лишь ее неумелым подражанием. Только к концу XIV века наладилось изготовление эмалей в Москве, но по грубости техники и примитивности рисунка эти выемчатые эмали не шли ни в какое сравнение с изящным живописным стилем эмалей XI–XII веков.

Исчезли и яркие стеклянные браслеты; техника скани, зернь и чернение тоже оказались забытыми на несколько столетий, и только в деревенском ювелирном деле не было такого резкого перелома. Деревенские мастера не обладали столь сложными навыками в работе с металлами, нежели их городские собратья по ремеслу, те же типы вещей, что бытовали здесь до монгольского нашествия, изготовлялись и после него, видоизменяясь по запросам моды. Продолжали делать семилопастные височные кольца, пластинчатые браслеты и многое другое.

Проследить за изменениями в моде как в одежде, так и в украшениях не просто из-за недостатка исторических материалов, но бесспорно то, что ювелирные мастера нового поколения, как и их предшественники, принесли немало радости щеголихам и модникам. На смену височным кольцам пришли привески в виде коньков и бубенчиков. Постепенно исчезли булавки и фибулы для плащей, поскольку на смену плащам (корзно и епанчам) пришли другие одежды. В моде оказались печатные перстни с изображениями птиц, зверей, цветов и треугольников, появились золотые цепи и бармы — цепи из золотых медальонов.

Первое упоминание об украшении в виде цепочки относится к началу XIII века. В Ипатьевской летописи говорится, что «хрестьчатую» золотую цепь (ее рисунком было соединение мелких крестиков) подарила кашинская княгиня Василиса Семеновна великому князю Василию Дмитриевичу. Цепь входила в ее приданое.

Документы тех лет свидетельствуют о том, что и мужчины носили их. Цепи называли по типу соединений звеньев — кольчатыми, «огниватыми» (кольца или продолговатые «огнива») или по виду металла «враные» (черные). «А что колтки золотые — то Офимьино», — писал в своей духовной новгородец Федор Остафьевич, перечисляя далее «цепецку золоту колцату» и другую «цепецку золоту враную». Стоили украшения немало; так, в берестяной грамоте (вторая половина XIII века) названа цепочка стоимостью в два рубля; известно, что на эти деньги в Новгороде XIV веке можно было купить четыреста беличьих шкурок.

Популярность жемчуга и изделий из него ничуть не снизилась. По душе он пришелся нашим красавицам. Белоснежные с перламутром жемчужные нити обрамляли женские лица: лоб украшала жемчужная кичная поднизь, по сторонам щек свешивались жемчужные нити, на шею надевалось стоячее жемчужное ожерелье.

Рубины и изумруды украшали одежды, головные уборы и пояса, последние оставались неотъемлемым украшением одежды и обозначали сословную принадлежность. В Новгороде, например, пояс был знаком достоинства члена Новгородского Совета, пояса заботливо передавали по наследству, обстоятельно их описывая в духовных грамотах.

Князь волынский Владимир Васильевич, в завещании от 1289 года перечисляя свои драгоценности, называл золотые и серебряные пояса, монисты, принадлежавшие когда-то его бабке и матери, серебряные блюда и золотые кубки.

В 1328 году московский князь Иван Калита подробно расписал, кому какие драгоценности оставлял после себя. «Еще при жизни дал я сыну Симеону из золота четыре цепи, три пояса, две чаши, блюдо с жемчугом… Ивану из золота четыре цепи, два пояса с жемчугом и с каменьями, третий сердоликовый… Андрею из золота четыре цепи, пояс Фряжский жемчужный, другой с крюком на червленом шелку, третий Ханский… Золото княгинено отдал я дочери Фетинье: четырнадцать колец, новый сделанный мною складень, ожерелье матери ее, чело и гривну; а мое собственное золото и коробочку золотую отказываю княгине своей с меньшими детьми. Из одежд моих назначаю Симеону шубу червленую с жемчугом и шапку золотую; Ивану желтую объяринную шубу с жемчугом и мантию с бармами; Андрею шубу соболью с наплечками низанными жемчугом и портище алое с нашитыми бармами; две новые шубы, низанные жемчугом, меньшим детям, Марье и Федосье. Серебряные пояса и другие одежды мои раздать священникам…»