Повседневная жизнь русских щеголей и модниц

Прижимистый граф Гавриил Иванович Головкин (1660–1734) купил длинный белокурый парик больше для виду, он висел посредине комнаты, своеобразно украшая ее. Берхгольц писал: «… я думаю, что этот парик против его воли привезен ему сыном или подарен кем-нибудь, потому что сам он, судя по тому, что я о нем слышал, никак не решился бы приобресть его и еще менее, износить. Одет он всегда как нельзя хуже: большею частию на нем бывает старомодный коричневый кафтан. О скупости его можно много рассказать; меня уверяли, что если он не превосходит «Скупого» во французской комедии, то, по крайней мере, и не уступает ему».

Мода на парики с длинными локонами продержалась недолго, ей на смену пришла манера собирать волосы парика в пучок и завязывать бантом. В 30-е годы на пучок надели черный мешочек — кошелек, голову осыпали душистой и самой лучшей пудрой, это делали, как правило, по три раза в неделю. Пудрой в те времена служил обычный крахмал с ароматическими добавками. На московском заводе Чиркина в 1724 году предписывали выработать 514 пудов 15 фунтов (8460 кг) крахмала и 18 пудов 22 фунта (304 кг) пудры. Документы, рассказывающие о том, что в 1758 году на этом же заводе выработано пудры и крахмала на 2515 рублей, подтверждают жизнедеятельность заводика и популярность его продукции. Модой на пудреные волосы и парики мы, разумеется, обязаны были опять-таки Франции. Причуду иметь раньше срока седину связывали со временем правления французского короля Генриха IV (1589–1610). Он рано поседел, а приближенные, подражая ему, обсыпали свои темные волосы мукой со всевозможными добавками, известной в повседневном обиходе под названием пудры. К концу XVI века мода на белоснежные волосы стала в Европе всеобщей. В следующем веке появились парики, они получили распространение в правление Людовика XIII (с 1610 г.). Людовик XIV (правил с 1643 г.), пока был молод, недолюбливал накладных волос, но, облысев, стал ревностным защитником моды на парики и чуть ли не спал в нем.

Впрочем, носили и свои волосы, хитроумно завивая их. Брали небольшие пряди, заворачивали их в бумагу и наворачивали на горячие щипцы. Тогдашний щеголь, по словам Кантемира, очень переживал оттого, что на письма уходило много бумаги, внешность его волновала гораздо больше, чем образованность:

Медор тужит, что чресчур бумаги исходит
На письмо, на печать книг, а ему приходит,
Что не во что завертеть завитые кудри;
Не сменит на Сенеку он фунт доброй пудры…

Что же касается косметики — белил и румян, то на фоне величественного, торжественного костюма стиля барокко они оказались вполне уместны и не вышли из употребления. Только теперь не все дамы красились одинаково ярко. Одним нравился густой румянец, другим — почти неприметный, похожий на естественный.

Популярны стали мушки. Первоначальное их назначение было крайне прозаично — это пластырь, под которым скрывали дефекты кожи. Форма мушек менялась от небольших круглых точек, напоминавших родинки, до фигурок, изображавших лошадей, кареты, деревья и т. п.

В это время, как и в прошлом веке, назидательная литература не одобряла использования косметики. В учебнике по этикету «Юности честное зерцало, или Показание к житейскому обхождению» 1717 года, в разделе «Девическое целомудрие», прописано о приличии иметь стыдливый природный румянец, а не искусственный, добытый при помощи всяческих ухищрений. Румянец этот (естественный) «указует» на благовоспитанность, кротость и скромность девицы.