Латинская пословица гласит: «Nullus enim locus sine genio est» — «Нет ни одного места без гения (духа-покровителя)». Для Талиц таким «гением места» стал монах Антоний, служивший в придорожной часовне Троицкого Стефано-Махрищского монастыря. Следуя примеру своего великого тезки преподобного Антония Печерского, он в течение девяти лет копал и в 1818 году окончил длинные пещеры в возвышающемся над дорогой холме (84, 520). Рядом с пещерой был устроен колодец. В этом труде Антонию помогал ученик — монах по имени Симеон.
Монахов-подвижников похоронили под полом часовни, в которой они служили, а выкопанные ими пещеры стали показывать богомольцам как достопримечательность. Рядом с часовней, на бойком месте, предприимчивый крестьянин устроил блинную.
Ныне все эти постройки (кроме блинной) восстановлены, при часовне живут монашки, а на лугу под березками поставлены скульптуры Сергия Радонежского и великой княгини Елизаветы Федоровны из мастерской скульптора В. М. Клыкова.
Столь необычное занятие монаха Антония, променявшего спокойную службу при свечах и кружке с пожертвованиями на адский труд в сумраке пещеры, на постоянный риск быть заживо погребенным в рухнувшей толще земли, у современного человека не может вызвать ничего, кроме глубокого недоумения. Зачем???
Этот странный «монашеский подвиг» требует исторического и этнографического комментария. Первый состоит в указании на то, что основатели русского монашества Антоний и Феодосии Печерские поначалу жили в пещерах, выкопанных в высоком берегу Днепра. Это необычное жилище привлекало их полной тишиной и отрешенностью от внешнего мира. Здесь они могли в полной мере сосредоточиться на благочестивых размышлениях и молитве. Однако из-за быстрого роста Киево-Печерского монастыря подземный образ жизни вскоре стал невозможным для иноков. В пещере остался жить только непреклонный отшельник Антоний. Даже его ближайший ученик Феодосии Печерский уходил в пещеру для молитвы только на 40 дней Великого поста.
Климат и природные условия Руси не способствовали пещерному образу жизни. Русские монахи очень редко обращались к этой древней традиции. Исключением был знаменитый Псково-Печерский монастырь. Однако и там пещеры служили не кельями, а кладбищем для почивших иноков. На поверхности земли жили монахи и в Нижегородском Печерском монастыре.
Одним из немногих подвижников, хранивших традицию пещерного жития, и был подвизавшийся в Талицах монах Антоний — тезка и подражатель преподобного Антония Печерского. Возможно, к устройству пещеры его подтолкнуло не только желание уподобиться древним киевским святым, но и еще одно историческое воспоминание: основатель Троицкого Махрищского монастыря преподобный Стефан был воспитанником Киево-Печерской обители.
Таков исторический комментарий. Его можно дополнить комментарием этнографа. «…Жительство старцев-подвижников в пещерах весьма характерно (где не было пещер, они сами рыли себе “норки” и землянки). Именно благодаря подвижникам, пещеры становились центрами притяжения богомольцев, шедших к ним за советом и благословением в трудных и просто важных жизненных ситуациях. Характерно местоположение священных пещер у дорог, в излучинах или устьях рек…
Ритуал почитания провальных ям и пещер связан с символикой погружения в отверстие и прохождения через землю (могилу или материнское чрево). Паломники спускались в пещеры — приложиться к святым могилам, поговорить с живущим в пещере отшельником и вернуться как бы заново рожденными…» (216, 284).
На всякое явление жизни можно смотреть с самых разных точек зрения. Возможно, это многообразие и делает мир вечно молодым.
В написанных летом 1860 года записках о поездке в Троицу юной Сони Берс (в будущем — жены Л. Н. Толстого) упомянуты и талицкие достопримечательности. «Остановились у часовни, где ели блины. Мы болтали с деревенскими девушками, которые в огромном количестве окружили нас. Спрашивали, как мы приходимся сродни, есть ли между нами замужние, когда воротимся, и проводили нас с благословениями и всевозможными добрыми желаниями, говоря, что редко встретишь таких негордых господ» (192, 472).
На обратном пути любознательные барышни семейства Берс заглянули и в талицкие пещеры. «В пещерах около села Талицы мы остановились прогуляться по этим пещерам. Там сыро, холодно, какие-то низенькие своды, так что я несколько раз раскаивалась, что пошла» (192, 473).
В народной фантазии пещеры неизменно ассоциируются с демонами, разбойниками и спрятанными сокровищами. И талицкие пещеры вскоре становятся темой для страшных историй. Герои шмелевского «Богомолья» спускаются в их темные недра в сопровождении монаха-экскурсовода.