Повседневная жизнь русского путешественника в эпоху бездорожья

Но еще больший драйв — обгон. В этом банальном маневре кроются маленькая победа, превосходство, успех. Сколько обгонов делается без всякой практической нужды, перед красным светофором. Этим гонщикам, как говорится, важен не результат, а сам процесс. Их влечет древнее как мир зоологическое «Я его сделал…».

Признайтесь честно: вы любите свой автомобиль еще и за то, что он — само послушание. Он делает ровно то, что вы от него требуете. Вот вы нажали на газ — и машина взвыла от усердия. Дали тормоз — и она встала как вкопанная. Руль вправо, руль влево — любая команда исполняется с немецкой пунктуальностью. Машина не вступает с вами в дискуссию о том, где лучше остановиться или какой поворот приведет к цели. Это беспрекословное послушание наполняет водителя чувством собственного достоинства.

Машина — это защита от агрессии толпы. Уединенный мир авто — ваш второй дом. Он имеет немало преимуществ по сравнению с первым.

А сколько прелести в мелочах комфорта, которыми заботливо снабдили свои детища конструкторы. В салоне (какое романтическое и приятное слово!) автомобиля—в меру мягкие, угодливо повторяющие формы тела сиденья. Каждая деталь отделки — почти произведение искусства. И все расположено как раз там, где нужно. От печки тянет приятным сухим теплом, а за стеклом — холод, холод, холод…

Вы включили мотор — и салон наполнился мягким приглушенным урчанием, вызывающим волну приятных ассоциаций. Так мурлыкает серая кошка, когда хозяин почешет ей за ухом… Или это закипает чайник на горячей плите? Или гудит вентилятор, мягко разгоняющий июльский зной?

Перед вами на щитке засветились зеленоватым или красноватым светом приборы. В темноте кабина автомобиля похожа на ночной аэропорт с его таинственно мерцающими огнями.

Рулевое колесо — великое изобретение. И дело не только в его технической целесообразности. Держать в руках этот надежный круг, смотреть на него, поворачивать его туда и сюда — это подсознательно доставляет человеку огромное удовольствие. Сама форма круга успокаивает сознание, как вода или огонь. Рулевое колесо — это бесконечность дороги и радость возвращения.

Приятно гнать одному по пустому шоссе, отдаваясь соблазну скорости. Но приятно и движение в колонне, когда плотный поток машин ползет, мерцая рубиновыми огнями, медленно и неотвратимо, словно огненная лава из кратера вулкана. Здесь нет нужды следить за дорогой. У вас одна забота — держать дистанцию до заднего бампера передней машины. Но это уже «на автомате». А в остальном — момент умиротворения. Вы ушли в себя и наблюдаете за неторопливым течением собственных мыслей. Или включаете радио, погружаясь в объятия струящихся из темноты звуков…

Кубринский певец

Перед самым роковым 123-м километром, за едва заметным мостом через речку Кубрь, отходит дорога в Выползову Слободу. Прежде это село стояло на самой дороге. Теперь его неброские домики выстроились вдоль слепо уткнувшейся обоими концами в поля деревенской улицы.

В старые времена Выползова Слобода виднелась издалека благодаря огромной каменной церкви в честь иконы Казанской Божьей Матери, в которой и был похоронен владелец села — бездарный, но плодовитый и тем знаменитый стихотворец граф Дмитрий Иванович Хвостов (1757—1835) (169, 212). Склеп Хвостова под церковью был разграблен крестьянами после революции. Ныне и от самой церкви остались лишь заросшие бурьяном бугры. Но память об анекдотической личности хозяина здешней усадьбы хранят литературоведы и пушкинисты. Неизлечимый графоман, любивший подписывать свои сочинения псевдонимом «Кубринский певец», граф Хвостов служил мишенью для бесконечных насмешек и острот литературного люда. Пушкин обессмертил его в иронических строках поэмы «Медный всадник». Затопившая Петербург вода схлынула, трагедия уже почти забыта, жизнь входит в обычное русло…

…Граф Хвостов
Поэт, любимый небесами,
Уж пел бессмертными стихами
Несчастье невских берегов.

Графским титулом (граф Сардинского королевства) Хвостов был обязан своему великому родственнику — генералиссимусу Суворову. Женившись на любимой племяннице полководца Аграфене Горчаковой, Хвостов заручился его неизменным покровительством. Получив чин подполковника, он некоторое время состоял при особе Суворова. Вероятно, не без его покровительства получил Хвостов и высокий пост обер-прокурора Священного синода (1797—1803). Впрочем, дело заключалось не только в родственных связях. Императору Павлу понравилась написанная Хвостовым ода в честь его восшествия на престол.

Хвостов умел быть благодарным. Когда вернувшийся в 1800 году в Петербург полководец вновь оказался в опале, Хвостов поселил его в своем доме. Здесь Суворов и скончался 6 мая 1800 года.

По своим человеческим качествам Хвостов вполне заслуживал доброй памяти потомков. Он отличался честностью, добротой, желанием помогать молодым литераторам. Осыпаемый насмешками, он сохранял непоколебимое добродушие и уверенность в своих выдающихся литературных дарованиях…