«Русские кучера любят быструю езду, и лошади разделяют эту страсть. Скорее нужно сдерживать их, нежели подбадривать. Трогаются в путь всегда во весь опор, и, если не иметь привычки к этой головокружительной скорости, вам покажется, что лошади понеслись, закусив удила» (41, 264).
Возницы мчались, отпустив вожжи, не только по бескрайним российским просторам, но и по многолюдным улицам больших городов.
«Русские кучера держатся на козлах прямо и гонят лошадей всегда крупной рысью, но чрезвычайно уверенно. Поэтому, несмотря на исключительную скорость движения, несчастные случаи редки на улицах Петербурга. У кучеров часто нет кнута, а если и имеется, то он настолько короток, что практически бесполезен. Не прибегая даже к помощи голоса, - возницы управляют лошадьми только посредством вожжей и мундштука. Вы можете бродить по Петербургу часами, не услышав ни единого кучерского окрика. Если прохожие сторонятся недостаточно быстро, форейтор издает негромкий звук, похожий на крик сурка, потревоженного в своей норе, — все спасаются бегством, и коляска проносится мимо, ни на секунду не замедляя безумной скорости движения» (92, 126).
Впрочем, несчастные случаи из-за быстрой езды на улицах Петербурга всё же случались. Император Николай издал суровое распоряжение для борьбы с лихачами. «В повозки с пожарными трубами почти всегда впряжены хорошие и сильные лошади. Это оттого, что император, чтобы положить конец диким скачкам по городу, издал указ, по которому, если кто-то будет сбит лошадьми или хотя бы как-то ими поврежден, то кучера отправляют в солдаты, а лошадей, кому бы они ни принадлежали, передают в пожарную часть» (203, 25).
Склонный к ироническим парадоксам Кюстин по поводу быстрой езды замечает: «Здесь в обычае ездить быстро, я не могу проявлять меньше нетерпения, чем другие путешественники. Не спешить — это значит терять свое достоинство. Чтобы иметь вес в этой стране, нужно торопиться» (92, 204).
Профессиональными «гонщиками» русских дорог были курьеры — фельдъегеря. Вот как описывает проезд такого «гонщика» один иностранец, ехавший из Петербурга в Москву в 1829 году.
«Иногда тишину вечера нарушает мчащаяся галопом тройка. В повозке без рессор на соломе сидит курьер, а извозчик в красном клетчатом кафтане гикает и громко кричит, требуя освободить дорогу. Вскоре резкий звук колокольчика, привязанного к дуге средней лошади, затихает» (6, 96).
Быстрая езда курьеров и четкая система доставки почты была необходимым условием нормального функционирования огромной страны. Русские просторы требовали высоких скоростей. «Путь в 2300 верст от Одессы до Петербурга курьеры покрывают за 7 дней, надо сказать, что по всей России почта работает безукоризненно», — отметил тот же иностранец (6, 83).
Древняя Русь — страна лесов и болот. Ее кровеносной системой было множество мелких, извилистых рек. Земля здесь была зыбкой, влажной и нередко в прямом смысле «уходила из-под ног».
Борьба с бездорожьем стала важнейшей заботой государства со времен Ярослава Мудрого. Одной из самых востребованных и высокооплачиваемых специальностей были «мостники» — строители мостов, гатей и городских мостовых. Тарифы на оплату работы мостника даже внесли в общегосударственный свод законов — Русскую Правду.
«А се урок (установление, закон. — Н. Б.) мостьников: аще помостивше мост, взяти от дела ногата (денежная единица, равная 1/20 серебряной гривны. —
«Эта статья отражает бытовые условия новгородской жизни, а не киевской, — замечает современный комментатор. — Речь вдет, очевидно, о мостовых, 28 слоев которых А. В. Арциховский обнаружил при раскопках в Новгороде, а не о постройке мостов: невероятно, чтобы работа по сооружению устоев городского моста стоила столько же, сколько установление трех—пяти досок» (148, 25).
В некоторых списках Русской Правды расценки работы мостника указаны более точно. «Оплата производится сдельно, в зависимости от длины моста, причем эта длина измеряется локтями» (70, 20).
Жалобы на плохие дороги могли бы составить отдельную главу в книге о России. Возмущение по этому поводу давно стало отъявленной банальностью. Но и не возмущаться было невозможно. Часто возгласы пострадавшего как-то сами собою стихали и превращались в признание общеизвестного факта. «Дороги, каковые у римлян бывали, наши не будут никогда», — печально констатировал Радищев (154, 135).