Повседневная жизнь Соловков. От Обители до СЛОНа

Разрушение многовекового иноческого уклада, который создавался многими поколениями соловецких насельников и мирян, привело к тому, что в 20—30-х годах XX столетия архипелаг вновь погрузился в кромешную тьму Сайво, непригодную для жизни человека, в полной мере напомнив миру живых, что это «Остров мертвых».

История повторялась.

Сотни заключенных переправлялись на архипелаг:

1923 год — 3049 заключенных.

1925 год — 7727 заключенных.

1926 год — 6735 заключенных.

1927 год — 7445 заключенных.

1929 год — 15 000 заключенных.

1931 год — 13 282 заключенных.

И лишь единицам удалось вернуться на материк

В 1429 году сюда, вопреки уговорам и сомнениям поморов, сопротивлению суровой северной природы и свирепого Дышащего моря, пришли на вечное поселение преподобные Савватий и Герман — ведь до них еще никому не удавалось остаться жить на «Острове мертвых».

И вот теперь, спустя пять столетий, старцы, вернее сказать, их духовные потомки и последователи были изгнаны отсюда.

По сути, пятивековая борьба с «началозлобным демоном» увенчалась его временной победой.

Анзерский заключенный Петр (Зверев) стал одним из тех немногих, кто своим присутствием в лагере сохранил для Соловков дух подвижников Северной Фиваиды, молитвенную память о преподобных Савватии, Зосиме, Германе, о святителе Филиппе (Колычеве) и многих других соловецких подвижниках, наполнивших этот дикий архипелаг, расположенный за «окоёмом», жизнью.

В январе 1929 года владыка заболел тифом и был перевезен из Троицкого на Голгофу, где в Распятском скиту был устроен лагерный стационар.

Две недели страдалец провел в тифозном бараке.

По воспоминаниям очевидцев, 7 февраля 1929 года, в четыре часа утра, владыка ощутил великое волнение от внезапного шума, словно произведенного стаей влетевших в барак птиц. Преосвященный открыл глаза — перед его кроватью была великомученица Варвара с предстоящими. Святая подошла к постели Петра и причастила его Святых Тайн Христовых, и таинственное видение тут же исчезло.

«Жить я больше не хочу, меня Господь к Себе призывает» — эта фраза стала последним обращением страдальца к людям, после чего преосвященный скончался.

Духовная дочь архиепископа Петра (Зверева), игумения Иулиания, впоследствии писала: «Владыка умер от тифа последним, после него никто не умирал. Тиф кончился, и настало тепло».

После ухода с Соловков государь Петр Алексеевич с войском «предпринял путешествие до Повенецкой пристани лесами, мхами и болотами, расстоянием от Нюхчи 160 верст, где деланы были мосты Соловецкого монастыря крестьянами из Сумского острога и Кемского городка, которые и с лошадьми продолжали ту работу до зимы. По сей сделанной ими дороге протянуты людьми две яхты до Повенецкой пристани, от которой его величество озером Онегою и рекою Свирью на судах поплыл в область Новгородскую». Поплыл, чтобы осадить шведскую крепость Нотебург (Шлиссельбург); крепость была взята 11 сентября 1702 года.

Посещение царем Соловецкого Спасо-Преображенского монастыря летом 1702 года, что и понятно, не прошло для Поморья бесследно.

Будучи поклонником европейского судостроения, царь с негодованием замечал, что основу русского северного торгового флота составляют поморские кочи, лодьи, карбасы и шняки.

28 декабря 1715 года император направил архангельскому вице-губернатору указ, в котором выдвинул следующее требование: «По получении сего указу объявите всем промышленникам, которые ходят на море для промыслов на своих лодьях и кочах, дабы они вместо тех судов делали морские суды галиоты, гукары, каты, флейты, кто из них какие хочет, и для того (пока они новыми морскими судами исправятся) дается им сроку на старых ходить только два года».

Понятно, что указ был встречен беломорскими мореходами «в штыки», потому что во исполнение августейшего постановления разрушению подлежала веками отлаженная система поморского судостроения, проверенная и абсолютно отвечающая требованиям местного климата и условиям навигации.

В ответ на высочайшее имя была направлена жалоба, что «для мореплавания им (поморам) велят строить речные лодки». Петр ответил разрешением оставить уже имевшиеся карбасы и кочи, но новые строить запретил под угрозой отправки на каторгу — «дать на тех заорленных (специально отмеченных. — М. Г) доходить, а вновь отнюдь не делали б, а буде кто станет делать после сего указу новые, тех, с наказанием сослать на каторгу, и суда их изрубить».

Также царь запретил отправлять из Архангельска грузы на судах «прежнего дела».

Однако, как это часто бывает в России, за пределами Архангельска, на Карельском, Поморском и Лямицком берегах Белого моря судостроительные указы Петра I практически не выполнялись, потому что предписанные конструкции и размеры «правильного» голландского судна совершенно не соответствовали условиям Беломорского мореходства. И лишь в 1730 году по ходатайству соловецкого настоятеля архимандрита Архангелогородского и Холмогорского Варсанофия (1694—1759) был издан указ, разрешающий строить «староманерные суда».