Восьмой съезд писателей СССР не пошел по сценарию майского 1986 года Пятого съезда кинематографистов СССР, на котором были свергнуты корифеи советского кино – Сергей Бондарчук, Станислав Ростоцкий, Лев Кулиджанов. Перестройка в кино наступила раньше, чем в литературе. Возможно, что свою роль сыграл сердечный приступ первого секретаря: «Марков стоял на трибуне… Вдруг на какой-то фразе запнулся. Помолчал. Опять ту же фразу прочитывает заново… Молчание… Снова, как в забытьи, читает он с запинаниями все эту же фразу… И разворачивается, разворачивается боком к залу, взгляд отрешенный, меркнущий»{332}
. Его подхватили под руки, увели за кулисы.Георгия Маркова госпитализировали, но не свалили в том понимании, как этот глагол употребил Григорий Бакланов. Все же что-то в этом было глубоко символическое, ведь съезд оказался последним в истории Союза писателей СССР. «Он проходил парадно, – свидетельствует Бакланов, – все политбюро во главе с Горбачёвым сидело в президиуме, мог ли кто думать в эту пору, что это – последний съезд? В величайшем по военной мощи государстве, огражденном ракетами, флотами воздушными, подводными, надводными, в величественном этом здании каждый камешек был камнем краеугольным, тронь, шевельни – и все здание посыплется. Знали об этом отцы перестройки, ведали? Или неведение давало решимость?»{333}
Писатель образно выразил мысли, волновавшие в тот год многих.В итоге, как известно, здание совсем развалилось, а камни разбросало по разным концам одной шестой части суши. Здесь нельзя не вспомнить слова еще одного яркого представителя фронтового поколения – Юрия Бондарева о том, что перестройка напоминает ему взлетевший самолет, не знающий куда приземлиться. Он говорил об этом на XIX Всесоюзной партийной конференции в июне 1988 года.
«Прошел съезд писателей, – записал 8 июля 1986 года Сергей Есин, – который принес много разочарований. В выступлениях отчетливо читались собственные обиды, нежели стремление ратовать за общее дело… Все было бы нормально, если бы разговоры подкреплялись литературой»{334}
. В 1954 году Евгений Шварц сделал вывод о делегатах Второго съезда: «Слишком много обиженных». Спустя 32 года теперь уже Сергей Есин пишет про «собственные обиды» делегатов, преобладающие над всеми остальными проблемами. Наверное, это логично для творческих людей. И неистребимо.В день, когда Есин писал эти строки, он встретил на почте Бакланова (они жили по соседству, в районе Ломоносовского проспекта). Григорий Яковлевич рассказал ему подробности того, «как Г. Марков еще на пять лет остался Марковым». Оказывается, что все решил член Политбюро ЦК КПСС Егор Кузьмич Лигачёв – земляк Георгия Мокеевича (который «полон сил, и он повесится, если не будет выбран»{335}
). В итоге первым секретарем Союза писателей избрали Владимира Карпова, подхватившего из ослабевших рук бывшего начальника едва не упавшее «знамя», то есть доклад, который он и дочитал. А Марков до 1989 года оставался председателем правления. А в своем дневнике Олесь Гончар записал эпиграмму, сочиненную на главного писателя после основного доклада на одном из съездов:Почуявшие ветры перемен поэты и прозаики забузили еще годом ранее, на Шестом съезде писателей РСФСР, в декабре 1985 года. Произошедшее на нем было, с одной стороны, внове, с другой – явилось закономерностью накопившегося недовольства и раздражения: «Впервые в присутствии сидевшего в президиуме правительства писатели вели себя свободно, демонстративно выходили из зала во время заседания, подавали реплики, перебивали выступающих, топали ногами, “захлопали” Михаила Алексеева, Егора Исаева и других официальных ораторов», – свидетельствовал Анатолий Рыбаков{337}
.Писатель в это время пытался пробить публикацию своего романа «Дети Арбата», еще 29 октября 1985 года он обратился с письмом к секретарю ЦК КПСС Александру Яковлеву, в котором сообщал: «Я хочу, чтобы роман был опубликован прежде всего в моей стране». Однако Яковлев от решения вопроса отстранился. Ситуация со стороны напоминала 1967 год, когда Солженицын безрезультатно требовал издания своих произведений. Не помог Рыбакову и съезд писателей РСФСР, на котором Евгений Евтушенко хотел с трибуны призвать к изданию «Детей Арбата». С ним провел соответствующую беседу министр культуры Пётр Демичев. Общее впечатление от съезда Рыбаков сформулировал следующим образом: «Паноптикум. Софронов вдруг запел на трибуне. А в остальном обычная говорильня».