Повседневная жизнь советских писателей от оттепели до перестройки

Мытарства молодых писателей ярко демонстрирует история с пропиской в Москве Василия Макаровича Шукшина. В 1960 году после защиты диплома во ВГИКе (с оценкой «отлично») Шукшин оказывается в подвешенном состоянии: ехать в Свердловск, куда его распределили работать на местной киностудии, он не хочет. Его цель – работать в Москве, на «Мосфильме». Но для этого нужна московская прописка, которой он не имел. А без прописки на работу не возьмут, такова была специфика повседневной жизни. Ситуация складывалась безвыходная, хоть женись на москвичке. В это же время, в 1961–1962 годах Василий Макарович активно печатается в консервативном журнале «Октябрь», главный редактор которого Всеволод Кочетов помогает талантливому писателю прописаться в столице, но не за так, конечно.

Даниил Гранин запомнил Кочетова по ленинградской писательской организации: «Сталинист, догматик. Убежденный хулитель интеллигенции. Может, зависть способствовала, может, то, что его не допускали в свой круг лучшие писатели города… “Писать надо по-простому, – учил он меня, – для народа, для людей, вот как я пишу. Вот я пишу про рабочий класс ‘Журбины’ роман, и все понятно, все ясно. Я помогаю и партии, и правительству, а то, что эта интеллигенция все мудрит, изощряется, кому это нужно, этот Серебряный век, все эти Кручёных-Перекручёных, на хрена они нужны?”»{449} Действительно.

Было бы очень красиво, если бы Шукшину сразу дали жилплощадь, или товарищ Кочетов прописал бы его в своей квартире на Ломоносовском проспекте, но, видно, у него лишних метров не хватило. А вот у члена редколлегии журнала «Октябрь» Ольги Михайловны Румянцевой такая площадь нашлась. Как вспоминал Василий Белов: «Эта благородная женщина на свой страх и риск прописала Шукшина на своей жилплощади». Белов и сам бывал у нее в гостях: «Ольга Михайловна навсегда останется в благодарной памяти шукшинских почитателей. Не в пример многим начальникам, предательски подставлявшим Макарыча под тяжкий пресс неустроенного быта, она по-матерински принимала даже меня. Ее дочь Ирина и зять художник Юра Бухарин рассказали и показали мне очень многое из того, что мне потребовалось для работы»{450}. Юра Бухарин – это сын репрессированного Николая Бухарина, также прописанный у Румянцевой. Вот такая интересная связь времен. Да что говорить – сама Румянцева работала секретарем у Ленина…

Подробности сложного процесса своей прописки Шукшин рассказал Виктору Некрасову, встретившись с ним в 1962 году в Киеве, за бутылкой доброго вина. Василий Макарович поведал про свою повесть о «жизни деревенской» и что ее «“Октябрь” вот берет. Товарищ Кочетов… Он мне уже и прописку в Москве устроил. Под эту повесть». Некрасов забрал у Шукшина эту повесть и отправил в «Новый мир» Асе Берзер, соратнице Александра Твардовского: «Повесть она прочла, увидела, что парень кое-что может, но для печати не взяла (кажется, это были “Любавины”), попросила, если есть, принести рассказы. Вася принес. Ася прочла и тут же дала в номер. Так родился писатель Шукшин. А Кочетов, говорят, лютовал, велел отменить прописку, но было уже поздно – в паспорте стоял штамп»{451}. Так рассказывал Некрасов. И в декабре 1962 года Шукшин официально стал москвичом «в виде исключения».

Исключение это было основано на «решении органов милиции, согласованное с исполкомом Московского городского Совета депутатов трудящихся»{452}. Правила прописки в Москве, и без того суровые, в этот период были ужесточены, а потому понадобилось вмешательство еще и главного милиционера столицы – Николая Трофимовича Сизова, начальника Управления внутренних дел при Исполкоме Моссовета (в 1962–1965 годах). Человек был многогранный – не только партийный работник, но и член Союза писателей СССР, жил, между прочим, на Фрунзенской набережной. А с 1971 года он 15 лет руководил «Мосфильмом». Интересная карьера: сперва комсомол, потом милиция, наконец, киношники. И это тоже довольно типичный случай для советской эпохи, когда чиновника «бросали» порой на диаметрально противоположные направления. Впоследствии Шукшин встречался с ним не раз.

Ну а как же дальше сложились отношения Василия Макаровича с «Октябрем», благодаря которому он и получил прописку, и с его главным редактором товарищем Кочетовым? Анатолий Гребнев расценивает «разрыв» Шукшина с этим журналом как вполне логичный: «Название журнала звучало, как обозначение одной из двух непримиримых партий; партии уже были! Сам Шукшин красочно описывал мне, как он был поначалу пригрет “Октябрём” и даже напечатался там, но вот однажды – сидит у них в редакции, в большой комнате, и видит вдруг: все встают. В чем дело? А это редактор вошел, Кочетов, вот они и повставали. “Ну, думаю, шалишь, – продолжал Шукшин, – чтобы я так вставал? Да ни за что на свете! Пошел потихоньку к двери, да и был таков”»{453}.