Повседневная жизнь советских писателей от оттепели до перестройки

Анне Андреевне Ахматовой телефон был не менее необходим. Во-первых, по нему можно было вызвать врача из литфондовской поликлиники, расположившейся в западном крыле дома. Во-вторых, заказать такси, на котором доехать до Московского вокзала. Морской инженер Натан Готхарт несколько раз бывал у Ахматовой в гостях, впервые – 26 октября 1963 года. Готхарт приехал, чтобы помочь Анне Андреевне доехать до вокзала, довезти чемоданы. Благодаря ему мы можем представить себе, в каких условиях жила поэтесса: «В комнате Анны Андреевны (это и кабинет, и спальня) против входа стоит деревянная кровать. В изголовье небольшая иконка. Рядом с кроватью шкаф для одежды. В правом углу у окна горка со статуэтками (там стоит и фарфоровая головка – скульптурный портрет Ахматовой работы Данько). Узкий деревянный сундук старинного вида. На стене у кровати висит известный рисунок Модильяни. Книжная полка. Небольшой письменный стол, на нем книги. Анна Андреевна едет в Москву поездом “Красная стрела” в 23.55. До отъезда времени достаточно, такси заказано заранее, и все вещи собраны. У Анны Андреевны перед дорогой тревожное состояние, но она улыбается, когда спрашивает у Ханны Вульфовны: “Ханночка, где моя пудра? Надо же в Москве нос напудрить”»{466}. Упомянутая Ханна Вульфовна – жена младшего брата Ахматовой.

Ахматова волнуется. Наконец звонит диспетчер: такси скоро будет: «Анна Андреевна надевает теплое пальто с меховым воротником и вязаную шапку». К такси она идет медленно, садится рядом с водителем. Два чемодана – в багажник. Просит других провожающих не ехать с ней на вокзал, дабы избежать лишних переживаний: «Мне профессор сказал: никаких провожаний. Думают, что это игра, а это человеческая жизнь». Запрет ехать на вокзал позже услышал от Ахматовой и Иосиф Бродский.

«У Московского вокзала мы выходим из такси. Анна Андреевна идет очень медленно, часто останавливается, с трудом преодолевает ступеньки одной лестницы, потом другой. В центральном зале, где стоят рядами скамейки, Анна Андреевна говорит, что хочет немного отдохнуть, и садится на скамью. Но в это время появляется железнодорожный служащий и начинает бесцеремонно сгонять всех сидящих. Наверное, в Москву должна ехать какая-то важная птица. Ахматова, не возмущаясь или не показывая своего возмущения, тяжело поднимается, и мы медленно направляемся к перрону…»{467}. А ведь действительно – чего возмущаться-то, что со скамейки прогоняют: хорошо, что вообще жить дают!

В следующий раз Натан Готхарт побывал дома у Ахматовой 24 января 1965 года. Она недавно вернулась из Италии, где ей вручили Международную литературную премию «Этна – Таормина». Затем было еще одно событие – присвоение почетной степени доктора филологии Оксфордского университета, предстояла новая зарубежная поездка: «А вот и весточка из Англии – пришло письмо “оттуда”, где запрашивается мерка на докторскую мантию и шапочку для Ахматовой. Она иронизирует: “Письмо на пути из Оксфорда в Ленинград ‘где-то’ задержалось, ‘шло очень долго’ ”, а ее могут посчитать невежливой из-за задержки ответа»{468}. Задержка писем «из-за бугра» – еще одна повседневная мелочь советской эпохи: письма усердно читали в соответствующем учреждении. Перлюстрация работала безупречно.

Cтепень доктора Оксфордского университета очень почетна, это как раз та награда, весомость которой подтверждается значимостью ее лауреатов, а еще древностью самого университета, которому более тысячи лет. Тут бесполезно обивать пороги отдела культуры ЦК Компартии Великобритании (или как там это у них называлось), дарить свои книги графу Оксфорду (старейший графский титул в системе пэрства Англии). Если захотят дать докторскую мантию – дадут. В XIX веке почетными докторами Оксфордского университета стали Василий Жуковский и Иван Тургенев, а среди советских граждан это Дмитрий Лихачев, Мстислав Ростропович, Лев Ландау, Корней Чуковский, чья пурпурно-серая мантия по сию пору висит в его Доме-музее в Переделкине. Некоторые старожилы поселка утверждают, что видели Чуковского, прогуливавшегося в ней по улицам: а что здесь такого? Для того мантию и вручили, чтобы ее надевать. «Правда, далось это нам нелегко: пришлось преодолевать многие препятствия, которые в течение десятилетий мешали объективности наших научных исследований»{469} – так, огибая острые углы, Корней Иванович завершил свою речь в Оксфорде в 1962 году, куда его «выпустили» из СССР после долгих сомнений.

Не менее сложным было получение разрешения на поездку в Италию для Ахматовой: ей сначала позволили принять премию, а затем уж и выехать. Не отдавать же обратно…