Повседневная жизнь советских писателей от оттепели до перестройки

Дом на Широкой улице оказался последним ленинградским адресом Ахматовой, Анну Андреевну хоронили 10 марта 1966 года по описанным нами ранее советским писательским традициям, – с милицией, сопровождение которой напоминало то ли конвой, то ли почетный караул. Траурный кортеж, направлявшийся в Комарово, остановился и здесь. Имелась и еще одна причина – надо было забрать надгробный крест, заказанный ранее Алексеем Баталовым в мастерских киностудии «Ленфильм». Как он рассказывал в интервью много лет спустя, «крест из дерева делал специально очень старый человек, который знал это условие (то есть без единого гвоздя. – А. В.). Недавно я очень расстроился, побывав в Ленинграде и увидев, что переделали даже место, где захоронена Анна Андреевна… Тот крест, который с таким невероятным трудом был создан, – такого в нынешнее время уже просто не существует, к сожалению»{470}.

Фёдор Абрамов до того, как поселиться на Широкой улице, жил в малогабаритной двухкомнатной квартире на Охте, в доме 66 по Новочеркасскому проспекту. Интересны воспоминания его вдовы Людмилы Владимировны Крутиковой-Абрамовой: «Никто не знал, в каких мы условиях жили, и никто не предложил ему квартиру в только что отстроенном Писательском доме. Узнав о переселении в новый дом довольно благополучных писателей, Фёдор явился в Союз писателей с обидой и возмущением. Руководители Союза ему резонно ответили, что он не подавал заявления об улучшении жилищных условий. На что Абрамов возразил, что они могли бы сами поинтересоваться, как он живет. Но все квартиры были распределены. Положение казалось безвыходным. Но тут неожиданно на помощь пришел В. Г. Адмони (известный лингвист и переводчик…). Он уступил Абрамову предназначенную ему квартиру. В Писательском доме мы прожили десять лет»{471}.

Как же это хорошо: и много лет спустя узнать, что вокруг Фёдора Абрамова были такие же, как он, совестливые и порядочные люди. Отказаться от квартиры! На это были способны единицы. Ибо в следующий раз ее могли и не дать. Владимир Григорьевич Адмони-Красный – не только признанный мастер перевода и германист, возглавлявший бюро секции художественного перевода Ленинградского отделения Союза писателей СССР, но и друг Анны Ахматовой. Анна Андреевна хорошо знала и его жену, филолога Тамару Исааковну Сильман, жила у них. Это как раз те люди, которых можно назвать истинными ленинградскими интеллигентами. Адмони после войны защитил диссертацию, стал профессором, но членом Академии наук СССР не был, зато его избрали членом-корреспондентом Гёттингенской академии наук, почетным доктором философии Упсальского университета, наградили золотой медалью имени Гёте и т. д. Иосиф Бродский был ему благодарен – Владимир Адмони в 1964 году выступил на суде в защиту поэта, высоко оценив его творчество. Так что в Союзе писателей были самые разные люди – и порядочные, и подлецов хватало.

Следующим ленинградским адресом Фёдора Абрамова стал дом 58 на 3-й линии Васильевского острова, где когда-то проживал писатель-натуралист Виталий Бианки. Абрамов поселился в новой квартире путем обмена. Это была весьма распространенная форма улучшения жилплощади в СССР, когда можно было поменять квартиру в Ленинграде на жилье в Тбилиси, Ереван на Москву, Ташкент на Львов и т. д. Много лет издавался даже специальный бюллетень по обмену – не менее популярное периодическое издание, чем газета «Неделя»…

Глава восьмая «Где я пишу? В гостиницах. В общежитиях. В больницах». Жилищный вопрос

Они не пускают нас в литературу, мы бы их не пустили в трамвай.

Сергей Довлатов

Переводчик Василь Сёмуха просит квартиру у немецкого посла – Сергей Михалков: «У бумаги должны быть ноги» – Мытарства Инны Лиснянской – Энергичные писатели – «Это вам не Монмартр!» – Писательский квартал на Ломоносовском – Оргсекретарь Виктор Ильин и его верная собака – ЖСК «Советский писатель» у станции метро «Аэропорт» – Литературный секретарь как профессия – Константин Симонов: «Это наша с тобой биография!» – Прощание перед эмиграцией – Писательский детский сад и морковные котлеты – Где жили писательские «шишки»