Повседневная жизнь советских писателей от оттепели до перестройки

Кого-то прикрепляли, а иные и сами дружили с директорами гастрономов. Случай с Андреем Вознесенским, описанный в книге специального корреспондента газеты «Нью-Йорк таймс» в Москве Хендрика Смита «Les Russes» вообще стал хрестоматийным[18]. Я публиковал этот эпизод в своем переводе ранее, поэтому просто напомню – дело было вечером на квартире Андрея Вознесенского в высотке на Котельнической набережной. Благодарный за роскошный ужин журналист Смит хотел одарить советского поэта билетами на хоккейный матч Швеция – СССР. А Андрей Андреевич эти самые билеты преподнес директрисе гастронома, снабжавшей его дефицитом. Американец был сильно удивлен специфической системой ценностей. Такая жизнь.

Что касается повседневной жизни советских писателей, проживавших в провинции, то дневник Игоря Дедкова – в этом отношении просто клад. 4 января 1979 года он отметил: «Сегодня в редакцию позвонил И. А. Иванов (зам. зав. отделом агитации и пропаганды обкома партии) и сказал, что необходимо выделить трех человек на курсы трактористов… Радиокомитет своих “трактористов” уже выделил. Можно себе представить, какая разнарядка на этот счет направлена на заводы, фабрики и в крупные, многолюдные учреждения. Интересно, обком тоже займется подготовкой трактористов?»{550} Вероятно, в Костромской области не хватало трактористов, вот и решили посадить на трактор писателей. А что здесь такого? Ближе к народу надо…

Столкновение писателей в провинции со столичным изобилием было даже опасно и приводило к неожиданным последствиям. Напомню, что 1970-е годы Виктор Петрович Астафьев проживал в Вологде. И вот как-то в составе большого десанта российской писательской общественности он оказался в Кишиневе на так называемых Днях литературы. Геннадий Красухин вспоминает, как на заключительном банкете Астафьев «вместо ожидаемого тоста показал хозяевам на валяющиеся кое-где на полу раздавленные помидоры. “Ими у вас свиней кормят, – сказал он. – А у нас в Вологде… помидоры только на рынке и по пять рублей за кило. Если вам некуда девать свои овощи, везите их к нам!”… Банкет не то чтобы окончательно не удался, но запрограммированное торжество на какое-то время было подпорчено»{551}.

Одним из явных преимуществ существовавшей системы (при всех ее недостатках) было то, что независимо от местожительства писателя его труд оплачивался по единым ставкам. Будь то в Костроме, в Москве или Воронеже. И это были отнюдь не копейки, а рубли, полновесные, советские (в 1980 году официальный курс доллара составлял 64 копейки). Возьмем для примера постановление Совета министров РСФСР от 8 мая 1979 года № 246 «О дальнейшем улучшении условий оплаты творческого труда советских писателей». Во-первых, уже само название воодушевляет: «дальнейшее улучшение». Во-вторых, красиво звучит сочетание «творческий труд советских писателей». Попробуй-ка сейчас услышь где-нибудь такое…

В соответствии с постановлением повышались гонорары прозаикам и поэтам. В зависимости от жанра (детская литература, пьесы, киносценарии и т. д.) ставки устанавливались от 175 до 400 рублей за авторский лист. Авторский лист – 40 тысяч знаков. Поэтам платили от рубля до двух за строчку. И это было много. Раньше платили еще меньше. «Александра Трифоновича удивил гонорар, полученный им за публикацию “Тёркина” в “Известиях” – едва по 30 копеек за строку: никогда еще так мало не платили»{552}, – отметил Владимир Лакшин 25 августа 1963 года. Само собой, что постановление лишь подтвердило то, что и так было понятно даже ежам и прочим подозрительным обитателям тумана: чем больше пишешь (то есть пашешь, как тракторист), тем больше получаешь. Склонные к толстенным эпопеям и длиннющим поэмам литераторы чувствовали себя под сенью правительственного постановления как у Христа за пазухой. Потому и полки в сельских и городских книжных магазинах, а также районных и городских библиотеках никогда не пустовали.

Но ведь не все же, подобно Льву Толстому, способны были осилить романный жанр с продолжением. Для таких постановление открывало еще более широкую перспективу: дополнительное вознаграждение выплачивалось за идеологическую литературу по истории КПСС, про научный коммунизм и т. п. Сколько же бумаги уходило на издание такой вот литературы стотысячными тиражами! В каждом книжном магазине обязательно наличествовал соответствующий отдел. Причем сдавать все это «добро» в макулатуру (а точнее принимать) было строжайше запрещено.

Дополнительными выплатами (составлявшими более половины гонорара от первого издания на русском языке) стимулировались и авторы переведенных на языки народов СССР произведений, и сами переводчики. А языков-то в Советском Союзе было столько, как нигде больше на планете – почти 130! И на каждый из них надо было перевести бессмертные произведения Ленина, не говоря уже о творениях секретарей Союза писателей. При некоторых из них, как ракушка к большому бегемоту, всю жизнь прилеплены были одни и те же переводчики, не сидевшие без работы и гонораров.