Юрий Трифонов также был вынужден получать заказы. Жил он на улице не к ночи будь помянутого Георгиу-Дежа (ныне 2-я Песчаная), в доме 8. Вдова писателя Ольга Романовна хорошо помнит те времена: «Существовали в Москве и “секретные места”, где выдавали продуктовые спецпайки. Очень важные дамы из ЦДЛ отоваривались в высотке на Красной Пресне. А нас прикрепили к распределителю магазина “Диета” (ныне – 2-я Песчаная ул., 19/10). Писатели могли подойти в отдельный уголочек и получить смехотворные по сегодняшним временам продукты. Но – без очереди и то, чего нет на прилавках. Консервы. Мясо. Однажды Юрий Валентинович пришел, вызывающе грохнул пакет на стул и сказал: “Больше меня туда не посылай. Я не пойду. Стыдно. Ходи на рынок или договаривайся с Митей”. Митя был в “Диете” самый главный среди грузчиков, которые очень любили Трифонова. Юра их ссужал трешками и пятерками и никогда не просил назад. Поэтому они считали, что он им приятель, и обращались с ним запанибрата. Один раз Митя окликнул нас: “Юр, привет, ты всё пишешь?” – “Да, всё пишу”. – “Утро красит нежным светом стены древнего Кремля?” – “Нет, я пишу другое”, – ответил серьезно Трифонов… Митя прибегал иногда: “Романовна, леща надо?” – “Надо”. И он таранил леща…»{543}
Интересно, что даже в снабжении дефицитом также действовала табель о рангах. Это ерунда, что Трифонов самый читаемый писатель в СССР – он ведь не секретарь союза. Вот пусть и мыкается на своей Песчаной с Митей из «Диеты». А секретари Союза писателей были прикреплены к ресторану ЦДЛ и там получали заказы. Екатерина Рождественская вспоминает: «Когда папа стал секретарем Союза писателей, должность важная и почетная, ему начали выдавать писательский продуктовый заказ. Брала его обычно я, благо, только что научилась водить машину и лишний раз выехать куда-то недалеко от дома доставляло мне большое удовольствие. За заказом спускалась в подвал под рестораном, под самый Дубовый зал»{544}.
В подвале кипела своя жизнь, не менее бурная, чем в писательском ресторане. Здесь тоже были свои мастера – так сказать, классики гастрономического жанра: «Я прошла мимо “каземата” за железной решеткой, открытого на всеобщее обозрение, где стояли огромные пни гигантских деревьев и раздетый до пояса атлетический мясник в переднике поигрывал топором, примериваясь к лежащей на срубе коровьей туше. Увидев меня, он что есть силы размахнулся и хрястнул коровий труп по ноге, которая шмякнулась об пол. Где-то в глубине темного коридора раздался звонкий женский смех. Сзади проехала тележка и скрылась в темноте»{545}. Стругацкие отдыхают…
А вот и самый главный среди литераторов человек (был ли он принят в ряды Союза писателей за свои неустанные труды?): «Кабинет директора ресторана ЦДЛ был без окон и совсем небольшим. Хотя сам директор – как тот Магомет, к которому на поклон идут все горы, – был самый, пожалуй, влиятельный человек во всей писательской организации, да и по связям высоко котировался в Москве… Внешне он был абсолютно не запоминающимся человеком, дядя из толпы: среднего роста, с реденькими, переходящими в лысину пегими волосиками, голубыми маленькими глазками, чуть извиняющейся улыбкой на обычном лице. Одет был всегда скромненько и серенько: потертые, залоснившиеся на пятой точке штаники, рубашка в одну и ту же полосочку с вечно закатанными рукавами. Эдакий школьный завхоз… В общем, нрава был спокойного и мирного, хотя власть над людьми сделала свое дело – он всех немножко презирал»{546}.
Единственным, кому завидовал этот псевдозавхоз, был директор гастронома № 1 (в народе Елисеевского) Юрий Соколов. Его в 1984 году расстреляли. А ведь он тоже многим писателям помог – и колбаской сырокопченой, и балычком, и икоркой. Но вел себя точно так же: пришедших к нему в кабинет на улицу Горького посетителей он встречал не то чтобы небрежно, а с некоей едва уловимой усталостью в глазах от постоянных усилий доказывать людям, что кем бы они ни были (космонавт там какой или артист), это не они для него, а он для них существует. Один такой в Москве. Как вспоминал Эдуард Хруцкий, автор популярных детективов, на столе у Соколова всегда лежала высокая пачка визитных карточек – демонстрация широты его клиентуры. И писатели были вынуждены водить дружбу с разного рода торгашами: а что поделаешь?! Есть-то надо…