Повседневная жизнь советских писателей от оттепели до перестройки

Писатели нередко приезжали на Рижское взморье с родными и близкими. Например, Виктор Некрасов брал с собой в Дубулты маму – Зинаиду Николаевну. В архиве Григория Бакланова сохранилось письмо Виктора Платоновича от 4 января 1965 года:

«Сейчас еду с мамой в Дубулты – говорят, там сейчас тихо и можно хорошо поработать. Обнимаю.

Твой В. Некрасов»{119}.

Приезжали и с детьми. Вот почему трудно отрицать ценность воспоминаний Екатерины Рождественской, написанных с точки зрения писательской дочери. То есть это еще одна сторона повседневной жизни. Ведь писатели были люди семейные. Рождественская дополняет уже знакомый нам пейзаж необходимыми и точными деталями: в детском корпусе, куда селили писательских бабушек и детишек, имелось всего одно удобство на весь этаж… А большой фонтан был круглым, с золотыми рыбками и лягушками, потому и назвали – Дом у фонтана. А в Шведском доме перед входом на цементном полу сохранился «отпечаток ножки хозяйской дочки, кому этот коттедж и был в свое время подарен».

Если бабушку с внучкой не селили в Детском корпусе, то тогда – в Доме с привидениями. Чье было привидение – непонятно, быть может, утонувшего критика Писарева. Этот дом «стоял особняком от основной курортной жизни, в самом дальнем углу большого парка с гротами и лишайниками, в тени огромных сосен и объемных густых кустов жасмина». А в 1974 году семью Рождественских и вовсе разлучили: самого Роберта Ивановича как секретаря Союза писателей поселили с женой на девятом, бабушку на втором, а дочь-выпускницу Екатерину – в каморке с окошком на первом этаже Шведского дома.

Дом с привидениями – «деревянный, ободранный, с винтовой лестницей и с широким крыльцом из замшелых камней» и удобствами на этаже – запомнился и Денису Драгунскому, приезжавшему в Дубулты с мамой. А его папа Виктор Юзефович Драгунский – один из самых любимых детских писателей – «уже тогда чувствовал себя неважно. Ему была трудна ночь в поезде, труден был и самолет, хотя лететь было всего час с небольшим. Поэтому он оставался на даче»{120}.

Но дети есть дети. И зря графини Вишни так опасались дурного влияния Чиполлино на графа Вишенку. Вне зависимости от этажа, где жили родители, их дети все равно находили общий язык: «Собираясь в стайки, играли в пинг-понг, теннис и бильярд, если столы не были заняты классиками советской литературы, плавали, ходили смотреть взрослое польское кино, ели мороженое и пили молочные коктейли в баре, шлялись по улице Йомас, отрывались в Луна-парке и были просто по-детски счастливы», – вспоминает Екатерина Рождественская и перечисляет следующие категории, на которые, по ее мнению, делились приезжие: «мудопис, жепис, допис». А вот и расшифровка: «Муж дочери писателя, жена писателя и дочь писателя. Были, конечно, еще и сыписы и тёписы, редко когда маписы»{121}…

Привез свою семью в Дубулты и Виктор Петрович Астафьев, как он выразился, «побаловать». Было это в начале 1960-х годов, в зимнюю пору, когда «принимали писателей с детьми, детей постарше – даже без пап и мам». Противоречивые чувства посетили литератора: «Толпами и в одиночку начали прибывать на отдых утомленные писательские дети. Мои чада, наряженные в Чусовом и на чусовской манер, тут же и померкли, ибо те дети, скорее, главные среди “тех”, меняли костюмы и платья по три раза в день. Никита Михалков, красивый, кругломордый парнишка с лучисто мерцающим блудным взглядом – так и по четыре. Да костюмы-то все по новой моде шиты, все с заграничными нашивками и фасонным покроем. Девчонки вокруг того Никиты вились роем, и он их тоже отмечал. В ту пору мне и в голову не могло прийти, что из этого четырнадцатилетнего баловня и шалопая вскорости получится такой серьезный кинорежиссер и артист»{122}. Неисповедимы пути Господни…

Та поездка запомнилась Виктору Петровичу на всю оставшуюся жизнь. Поселили писательскую семью «в дальнем корпусе, среди сосен и кустов, всех четверых в одной комнате – мы и радехоньки». Правда, света почему-то не было, – но лампочки вскоре выдали, и мастеровитыми астафьевскими руками они были вкручены в люстру. Соседями по домику оказались теща одного московского писателя и «другая» жена известного драматурга.