Повседневная жизнь советской коммуналки

“Отличный мог бы выйти кадр, – думал режиссер. – Улица, голуби, трамваи и эти вещи на мостовой… О, как легко человеческое благополучие распадается на груду хлама…”».

* * *

По хрущевкам разъехалось и уже упоминавшееся «арбатское братство». Разъехалось с радостью, без особой тоски по родным переулкам. «Братство» первое время созванивалось, а потом перестало. Завязалась дружба с новыми соседями (уже по дому, а не по квартире), дети пошли в новые школы, на собачьих площадках (настоящих, предназначенных для выгула собак) появились новые приятели-собачники. Новые заботы вытеснили старые хлопоты.

* * *

Не всё и не всегда на новом месте было идеально. Хореограф Евгений Кудряц вспоминал:

«В середине 80-х годов нам после многочисленных вариантов обмена все-таки удалось с соседями разъехаться. Дальнейшие 13 лет я провел в изоляции. В первое время было очень тяжело, так как не хватало музыки, постоянно бьющей по ушам. Создавалось такое ощущение, что я полностью оглох, – такая стояла мертвая тишина. Я даже почувствовал себя Бетховеном. Но постепенно уши привыкли к покою, и началась обыкновенная жизнь в изолированной квартире.

Конечно, это не означает, что все было безоблачно и волшебно. Например, перебои с водой или отоплением приносили мало радости. Кроме того, на первом этаже у нас работал хлебный магазин, а вход был общий. Поэтому, для того чтобы попасть в подъезд, нам предлагали занять очередь.

Уговоры типа того, что мы здесь живем, действовали на очередь крайне редко. Жизнь текла скучно и однообразно. Только один раз произошло событие, объединившее всех жильцов. Как-то ночью я услышал сильный треск. Оказалось, что мальчишки залезли на сарай и подожгли тополиный пух. Начался пожар, причем огонь разгорался с космической скоростью. Я понял, что без пожарных не обойтись, поэтому набрал номер 01. На том конце провода меня долго и нудно пытали: кто такой, где живу и т. д. и т. п. Я все сказал и намекнул, что неплохо было бы подъехать пока есть, что тушить. На наше счастье, депо пожарной службы находилось недалеко, поэтому пожарные прибыли очень быстро. Но потом выяснилось, что воды у них нет(?!). А как раз накануне по телевизору показывали соревнования пожарных, где они в считаные секунды расправлялись с пламенем. Но не надо путать показательные выступления с реальной жизнью. Несколько подъездов вывалило во двор, чтобы лично поприсутствовать при историческом моменте. Я стоял на застекленном балконе, как капитан на рубке, и чувствовал, как постепенно раскаляется пластик, а народ внизу давал пожарным дельные советы по тушению огня, на что те кратко, но нецензурно отвечали. Весь дом стоял на ушах, дети не спали – еще бы, не каждый день случаются пожары. В три часа ночи мне все надоело. Я отправился спать, а утром выглянул на балкон. Стекло выгнулось и стало напоминать кривое зеркало, зато в кухне обычное стекло треснуло, и не только у нас. На месте вчерашнего сарая я увидел только пепел, так как ушлые соседи, встав спозаранку, растащили все, что можно было унести. Потом я выяснил, что пожарные, так и не потушив сарай, все же присутствовали при его кончине и залили угли водой, которая к тому времени все же появилась.

С соседями по подъезду мы общались мало, только здрасьте – до свидания, не более того. Правда, одной из более разговорчивых – тете Киле всегда было что сказать. Сначала она доставала нас вопросом, куда деваются украинские пенсии, на что сама и отвечала: они – в Израиле. Я не знал, откуда у нее были такие точные сведения, поэтому молча соглашался, чтобы не накалять международную обстановку. А однажды, уже перед самым отъездом, когда из нашей квартиры выносили пианино, тетя Киля нарисовалась вновь, и как всегда некстати: Вот вы пианино продаете, а мне на хлеб не хватает!.. Я не совсем понял, в чем тут связь, но и спорить не стал».

* * *

Неумолимая статистика утверждает, что в настоящее время 70 процентов жилого фонда Невского проспекта – коммуналки. Несколько ниже процент у других улиц Адмиралтейского, Казанского, Петроградского и Васильевского островов. Всего в Санкт-Петербурге около 100 тысяч нерасселенных коммуналок.

Будучи своего рода исключением и, соответственно, не имея отлаженной практики поддержания жизнеспособности, коммуналки питерского исторического центра разрушаются просто с космической скоростью. Не работают унитазы. Вот просто вообще не работают. Нет, считай, там унитазов. Душ – дачный, иногда прямо в комнате. Порыжевшие и бесполезные ванны. Грибок.

Некоторые коммуникации просто обрезаны. За неимением полноценной канализации многие выливают помои прямо за окно. Чтобы согреться, жгут костры – за неимением керосина керосинку не запустишь.

Разумеется, там проживает далеко не самая богатая часть населения Северной столицы. Соответственно – тусклые лампочки, запах прогорклого масла, на котором целую неделю жарят что-то несъедобное, залежи мусора, с которым страшно расставаться – вдруг что-нибудь пригодится, а купить будет не на что.