Повседневная жизнь средневековой Москвы

Родоначальником женофобской традиции в древнерусской литературе был писатель XIII века Даниил Заточник. В его «Слове» тема «злой жены» занимает значительное место. «Что есть жена зла? Гостинница неуповаема, кощунница бесовская. Что есть жена зла? Мирский мятеж, ослепление уму, началница всякой злобе, в церкви бесовская мытница, поборница греху, засада от спасениа. Аще который муж смотрит на красоту жены своеа и на я и ласковая словеса и льстива, а дел ея не испытает, то дай Бог ему трясцею болети, да будеть проклят… Кто лва злей в четвероногих, и что змии лютей в ползущих по земли? Всего того злей зла жена. Несть на земли лютей женской злобы. Женою сперва прадед наш Адам из рая изгнан бысть; жены ради Иосиф Прекрасный в темници затворен бысть; жены ради Данила пророка в ров ввергоша, и лви ему нози лизаху. О злое, острое оружие диаволе и стрела, летящая с чемерем!» Единственное спасение от женской злобы Заточник видел в полном подчинении женщин мужьям: «Жены же у церкви стойте молящеся Богу и святей Богородици; а чему ся хотите учити, да учитеся дома у своих мужей. А вы, мужи, по закону водите жены свои, понеже не борзо обрести добры жены». Однако и это не могло успокоить страх Даниил перед «злой женой», рассуждение о которой он завершал словами: «Не у кого же умре жена; он же по матерных днех нача дети продавати. И люди реша ему: чему дети продаешь? Он же рече: аще будут родилися в матерь, то, возрошьши, мене продадут»^{591}.

Особый страх вызывала у женофобов именно красивая женщина, что вполне понятно для монаха, но не для мирянина: «Не стречай жены сничавы (красивой. — С. Ш.), отврати очи: лубодеяние бо жены во высоте очью (в глубине ее глаз. — С.Ш), невод — сердце ее, силки — уды ея, ловление — беседы ея, осилы (силками. — С. Ш.) устенными заведет во блуд…»^{592}

Вероятно, Даниил Заточник и его последователи всё же сознавали, что «не суть зло естество женское». Однако как литературные примеры, так и некоторые реальные жизненные ситуации не могли примирить их с этим. В результате авторы подобных текстов продолжали распалять свою ненависть к женщинам, вспоминая всё новые и новые их дурные качества: самовластие, гнев, зависть, злоязычие, сварливость, лукавство, расточительство, распутство, чародейство… Результатом таких размышлений был вывод, что само существование женщины возможно лишь при жестком контроле со стороны духовенства и супруга, а любое послабление немедленно ведет к «пагубе», потому что враг рода человеческого еще в райском саду избрал своим орудием женщину и далее старался действовать через нее на мужчину.

Но если с образом «злой жены» всё более или менее понятно, то какой же представлялась «жена добрая»? Даниил Заточник лишь кратко обмолвился о том, что «добра жена венец мужу своему и безпечалие; а зла жена — лютая печаль, истощение дому». Гораздо больше сообщает об этом «Домострой», старательно обозначающий круг обязанностей и кодекс поведения «доброй жены»:«Аще дарует Бог кому жену добру, дражаиши есть камени многоценнаго, таковая от добрыя корысти не лишитца, делает мужу своему всё благое житие… встает из нощи, даст брашно (пищу. — С.Ш.) дому и дело рабыням, от плода руку свою насадит тяжание много, препоясавше крепко чресла своя, утвердит мышца своя на дело и чад своих поучает, тако ж и рабынь…» Трудолюбие «Домострой» почитал самой важной женской добродетелью, а кроме того, восхвалял нищелюбие, смирение и молчание жен, замечая в конце: «Жены ради добры блажен есть муж, и число дней его сугубо… Добрая жена по смерти мужа своего спасает…»^{593}

Итак, «Домострой» очерчивал для русской женщины весьма узкий круг обязанностей: домашние дела, воспитание детей, помощь мужу, благотворительность. Исполнение их правил являлось уделом «доброй жены», своей активной трудовой деятельностью приводившей к спасению и себя, и супруга. Литературные тексты XVII столетия дополняют образ «доброй жены» другими качествами — «душевною добротою» и «многим разумом». В отличие от Даниила Заточника авторы этих сочинений не только высоко ставили женскую добродетель и верили в нее, но и были готовы признать женскую мудрость, причем не только житейскую. Яркий пример тому — «Повесть о Петре и Февронии Муромских», составленная в XVI веке Ермолаем-Еразмом, где княгиня — главное действующее лицо — многократно демонстрирует это качество. Так, когда будущий муж послал ей пучок льна, приказав соткать из него рубашку, порты и полотенце, то в ответ получил обрубок бревна и пожелание сделать из него ткацкий станок