Повседневная жизнь старой русской гимназии

Сегодня вечером был совет, на котором наш Б-ский опять проявил себя. Поднялся вопрос о выписке журналов на новый год в фундаментальную и ученическую библиотеки. Председатель заявил, что он позволит выписать только те издания, которые имеют рекомендацию Министерства; такой же порядок, по его мнению, должен быть и относительно выписки книг. Ему указали, что еще в 1906 г. этот порядок был отменен и педагогическим советам было предоставлено самим выписывать то, что нужно. Б-ский не поверил, что может быть такой циркуляр, т<ак> к<ак> тогда педагогические советы могут «мало ли что выписать», и т<ак> к<ак> «Министерство стоит выше их в умственном отношении» (?!). Но циркуляр был найден и указан председателю, который не знает действующих узаконений. Он сначала было сдался, но потом, просмотрев циркуляр, разъяснил его в том смысле, что тут говорится только о книгах, а не о журналах, а потому относительно журналов он остается при прежнем мнении. Пришлось притащить по экземпляру каждого журнала, а председатель стал справляться, на которых из них есть одобрение Министерства. Это требование применялось им до того неуклонно, что, найдя, например, одобрение на журнале и не встретив такового на приложении к нему, Б-ский налагал на это приложение свое veto. Наконец, дело дошло до полного абсурда. Министерского одобрения не оказалось на официальных органах Св. Синода — «Церковные ведомости» и Главного управления военно-учебных заведений — «Педагогический сборник», и председатель, нисколько не смущаясь, заявил, что эти органы без особого распоряжения округа тоже нельзя выписывать. Таким образом, даже Св. Синод и военное министерство оказались под сомнением. Я горячо возражал против такого курьезного постановления и просил записать особое мнение, но председатель в своей глупости и упрямстве остался непреклонен. Под конец совета поднялся вопрос о назначении его продолжения и о конце учебных занятий. Б-й определил, чтобы 22 декабря до 12 ч. дня шли уроки и репетиции, а ровно в 12 ч. назначил совет. Когда ему стали указывать на неудобство этого, т<ак> к<ак> при таком расписании педагогам придется без отдыха и завтрака сразу же из класса идти на совет и там сидеть опять несколько часов, Б-й не пожелал даже слушать возражений. Тогда одна из учительниц заметила ему, что это даже невежливо. Б-й де не нашелся сказать ничего другого, кроме: «Не забывайте, что я при исполнении служебных обязанностей».

21 декабря

На этой неделе тетрадок проверять не надо. Но зато идут репетиции в VIII классе, на которые приходится ходить даже вечерами. Потом идут и обычные уроки, и целых два педагогических совета. Одним словом, и без тетрадок работы за глаза. Поэтому чувствую себя по временам совершенно утомленным и апатичным ко всему. А тут еще началась болезнь, являющаяся прямым следствием бесконечного сидения за тетрадями. Это первая и единственная награда, полученная мной за шестилетнюю усердную службу и добросовестное отношение к исправлению письменных работ!

Утром председатель был на репетиции по арифметике (у специалисток) и опять немало почудил. Спрашивал, например, таблицу умножения, требовал отвечать наизусть: сколько кубических вершков в кубическом аршине и т.п. Велел указать меры аптекарского веса, а когда учительница сказала ему, что эти меры теперь отменены уже и в аптеках, Б-ский возразил: «Но они есть в учебнике, одобренном Министерством». А сам, задавая все эти вопросы, все время сидел с раскрытым учебником, без которого, разумеется, тоже ничего бы не ответил. В заключение пошли уже прямо какие-то шарады. Показывает он, например, ученице зажатый кулак и спрашивает: «Сколько у меня тут? Какой это цифрой запишете?» Ученица, конечно, в недоумении, что ей сказать. «Может быть, икс?» — «Икс — не цифра» — поправляет ее учительница. Председатель тоже ничего не поясняет, и загадка остается загадкой (потом он объяснил, что надо было сказать 5).

22 декабря