Повседневная жизнь в эпоху Людовика Святого

Поэтому моралисты резко критиковали тех, кто забывал о долге. В XII в. Этьен Фужер[28] упрекал рыцарей, что они думают лишь о танцах, развлечениях, поединках и турнирах, то есть хотят только «baller, demener bachelerie, bobancier, behourder et tournoyer» («развлекаться, являть свою удаль, кутить, участвовать в бу-гурдах да турнирах»). Можно ли считать, что эти люди, которые только и делают, что охотятся, рыщут по лесу, гикают и трубят в рога в погоне за зверем, верны своим обязательствам? Они дали клятву защищать слабого — а теперь виллан-земледелец может рассчитывать лишь на благоразумный эгоизм и скупость сеньора, остановить которого может только один мотив: «Содрав шкуру, уже не обстрижешь». Они должны извлекать меч только для того, чтобы восстанавливать справедливость, — а теперь, влекомые алчностью, ввязываются в войны, которые приносят бедствия простым людям, и без того безжалостно угнетаемым господскими бальи, эти войны приносят новые бедствия. Они посвятили свою руку служению христианской вере, — а когда их призывают в крестовый поход, они остаются глухи к этому зову, цинично придавая значение лишь собственным выгодам[29]. Они говорят себе[30]: «Если я поеду в заморскую землю, кто будет охранять моих детей — мои собаки, что ли? Мне что, ради призрачных целей расстаться с хорошими доходами, которые я получаю со своей земли? и зачем мне истязать себя, творя добро, если столько прелатов и клириков, спокойно пользуясь своими пребендами, имея возможность во всякое время хорошо пить и хорошо есть, тем не менее обеспечивают себе царство небесное? с соседями я живу в мире; если султан Египта придет сюда, ему не поздоровится, но сам я к нему не пойду. Моя земля хороша; мне более по душе свежие родники, чем высохшие русла пустынных рек, и я довольно насмотрелся, в каком плачевном виде люди возвращаются оттуда».

Несомненно, сатирик, приписывавший в 1268 г. рыцарям, не слишком рвущимся в далекие походы, эти слова, не относил свои упреки ко всему французскому рыцарству. Однако примечательно, что настроения, которые он в такой форме критиковал, были распространенными.

Для того чтобы заполнить жизнь рыцаря, недостаточно было дел, связанных с выполнением воинского и судебного долга; вот почему в его жизнь входили всевозможные выдумки, порожденные потребностью в развлечении, пристрастием к пышности, к трате денег, к роскоши и удовольствиям.

Любопытно, что общественное мнение в целом было снисходительно к этой любви рыцарей к мирским благам и рассматривало ее почти как одну из обязанностей вельмож, обусловленную их положением. Об упадке нравов знати часто писали в XII и XIII вв.; в чем же упрекали знать? в том, что она не так добродетельна, не так смела, не так любит приключения и славные подвиги, как знать былых времен; но еще и в том, что она не следует примеру щедрых государей, Артаксерксов, Александров, Артуров, раздававших свои богатства и расточавших их на праздники и увеселения[31]. На самом деле те, кто оплакивал охлаждение сеньоров к пышности, были не лишены корыстных интересов. Апологетами роскоши, естественно, становились люди, которым она была выгодна, — прежде всего менестрели, и не приходится удивляться, что многочисленный хор поэтов и жонглеров славил тех князей и рыцарей, которые были наибольшими любителями развлечений.

Охота, турниры — вот основные занятия сеньора, когда ему не надо участвовать в войне и когда он не творит собственный суд.

Охота[32] — это не просто спортивные состязания, повод размяться, игра на ловкость: это полезное дело. Это дело нужное. Мясо, которым питались в замках, было обычно мясом не домашнего скота, а дичи — крупной, мелкой или пернатой. Ее добыча составляла задачу господ: ведь бюргерам и крестьянам не полагалось охотиться, а браконьерство жестоко каралось. Поэтому составной частью воспитания любого молодого дворянина было обучение искусству обращаться с соколом, управлять собачьими сворами, преследовать добычу на равнине и в лесу, спускать ловчую птицу на куропатку, утку или цаплю, а также травить косулю, оленя или кабана; один из излюбленных сюжетных ходов в романах тех времен — неизвестный юноша обнаруживает свое благородное происхождение не чем иным, как умением разделать тушу убитого животного.

Охота с птицей была охотой элегантной, в которой иногда принимали участие дамы; и на миниатюрах, и в текстах авторы охотно изображали красивых всадников на породистых лошадях, в праздничной одежде, скачущих галопом с ястребами на перчатках. Охота на хищного или красного[33] зверя была делом несколько более грубым и требовала использования более сложного снаряжения. Хорошее описание сцен охоты, автор которого не пренебрегает деталями и описывает всю «среду», где происходит действие, можно найти в одной из «ветвей» «Романа о Лисе»[34]. Они фантастичны постольку, поскольку в них участвует выдуманный персонаж Лис, но колорит их передан достаточно верно.