Повседневная жизнь в эпоху Людовика Святого

Но автор этой критики — тот самый аббат, с чьими упреками по адресу белого духовенства мы уже знакомы. Порицая, он исполнял свою функцию, и его суждения не были рассчитаны на публичную полемику. К тому же его выговор смягчают некоторые благоразумные соображения. Он в состоянии заметить, что монастырь подобен турнирному ристалищу, где одни «творят зло», а другие «творят добро», что даже аббаты, самые усердные в выполнении всех обязанностей, должны быть готовы услышать не одно незаслуженное порицание, что должностные лица монастыря, от приора до самого простого санитара, не избавлены от забот и что те, кто завидует им, забывают, что «служба не есть обладание». Что касается нищенствующих орденов, то наш аббат, хотя и знает, что многие находят их слишком многочисленными и сетуют на это, предпочитает тем не менее заметить, что красоту миру придает многообразие, что служителей, возвращающих души на путь к Богу, не может быть слишком много и что, кроме того, ученые изыскания, благородную традицию которых поддерживают нищенствующие монахи, делают им честь.

Даже когда критические замечания сделаны осведомленными людьми и, если принять в расчет их намерения, казалось бы должны точно соответствовать фактам, относиться к этой критике с осторожностью побуждает вот какое обстоятельство. Как раз в рассматриваемый нами период один архиепископ Руанский, назначенный в 1247 г. и очень внимательно относившийся к обязанностям, связанными со своим саном, предпринял, чтобы лучше познакомиться со своим духовенством, объезд своей епархии. Свои наблюдения он методично фиксировал в регистре посещений приходов и тем самым дал в наши руки документ первостепенной значимости, повествующий о состоянии нормандского духовенства того времени. Предмет этой книги[47] достаточно колоритен. Присяжные священники, которым было поручено изучить положение в каждом деканском округе, доложили архиепископу не только о поверхностных нарушениях вроде езды верхом в табаре[48], то есть в мирском плаще, и шляпе вместо круглой рясы с капюшоном, предписываемой уставом. Некоторые духовные лица — и это уже серьезнее — носили также воинскую одежду и доспехи. Но, конечно, не только это было признаком упадка нравов — он проявлялся во многом другом. Такой-то кюре дрался с прихожанами, такой-то (имя указано) участвовал в турнирах. Многие клирики часто бывали в тавернах, напивались пьяными, после этого опять-таки лезли в драки и выглядели не слишком презентабельно, забывая в злачных местах одежду. Кто-то появлялся, если можно так выразиться, по другую сторону стойки, делаясь торговцем напитками. Ведь в коммерцию подавались многие духовные лица: они ссужали купцам деньги под проценты, владели морскими судами, сдавали в аренду земли, добивались прав на сбор дорожных пошлин или пошлин на перевозимые товары, торговали всем, чем только можно, — древесиной, пенькой, зерном, лошадьми и скотом. Санкции же, которые придумывал архиепископ для наказания виновных, порой наводят на мысль, что недуг был чрезвычайно тяжким и быстро навести порядок было невозможно: так, кюре Вирвиля должен был платить штраф в пять су всякий раз, когда напьется или войдет в таверну, находящуюся на расстоянии менее одного лье от его жилища. Что касается собственно исполнения священниками их обязанностей — надо думать, оно оставляло желать много лучшего: многие кюре не жили в своих приходах, не являлись на капитулы и синоды, получив духовный сан — не приходили на рукоположение и годами не проводили служб, требовали платы за совершение таинств и чтение мессы. Если говорить об образованности, то результаты экзамена, который архиепископ решил устроить претендентам на приходы, свидетельствуют, что уровень их знаний был не слишком блестящим. 12 мая 1258 г. в церкви Ротуа перед жюри из шести человек во главе с архиепископом предстал священник по имени Гильом. Ему задали перевести на французский такой отрывок из Книги Бытия: «Ade vero non inveniebatur adjutor similis ejus; immisit ergo Dominus Deus soporem in Adam…» и т. д. Он перевел по слову так: Ade — Адам; vero — воистину; non inveniebatur — не нашел; adjutor — помощник; similis — подобный; ejus — ему; Dominus — Господь; immisit — наслал; soporem — крепкий сон (encevisseur) и т. д. А когда его попросили проспрягать глагол «immisit», он ответил: immitto, -tis, -si, -tere, -tendi, -do, -dum; immitum, -tu; immisus immittendus, -tor, -teris, immisus, -tendus[49]. К тому же было отмечено, что он неспособен спеть отрывок «Voca operarios»[50].