Повседневная жизнь в эпоху Людовика Святого

Мы не знаем, сколь действенными могли быть советы подобного рода. Однако известно, что женское кокетство в самом деле не страдало отсутствием изобретательности. Немало старинных поэтов описывали, порой с ужасом, дававшим им счастливую возможность быть щедрыми на подробности, те броские платья, что носили модницы, дамы достойные и недостойные, — платья из двух равных частей разного цвета, с большим декольте, с разрезами по бокам и с длинным шлейфом, подметающим пол; роскошные пояса, что охватывали их талии; шубы, наброшенные поверх платья, где мех соседствует с шелком или серебряной парчой, с блестящим золотым шитьем, отделанным драгоценными каменьями; узкие остроносые ажурные туфли, украшенные росписью или отделанные золотом; головные уборы, высокие, как башни, или искусно сделанные прически, к которым добавлены шиньоны и которые увенчаны резными обручами, отделаны золоченой бахромой и лентами; наконец, эти «рога», измышленные создателями парижской моды, «рога», к которым по обеим сторонам лба прикрепляются вуали. Это настоящие головы Медузы, — говорит нам один моралист; да это рыцари Круглого Стола, выезжающие на турнир, — говорит другой; это рогатые черти, хвостатые дьяволы, — добавляет третий[196]. А все эти притирания, а все эти средства для наведения красоты, секрет которых сохранили для нас фармацевтические кодексы тех времен: румяна для лица, жидкости для осветления смуглой кожи, косметика на бараньей желчи и на собачьем жире, пасты для эпиляции из негашеной извести и аурипигмента, все, что находится в «цедилке для сыворотки» — коробке с притираниями, изощренные средства для придания яркости губам и блеска — эмали зубов и весь этот арсенал инструментов, пинцетов, ножниц и бритв![197]

А поклонники так и рыщут; и к каким встречам, к каким похождениям готовится кокетка, осведомленные свидетели тоже нам сообщают. У женщины хватает возможностей остаться одной дома, и она умеет прикинуться больной, чтобы добиться того, чего хочет. Если она — жена рыцаря, рыцарь уходит на турнир, ко двору сеньора, на войну, и порой надолго. Если ее муж — купец, положение ее друга еще выгоднее: купец должен ехать за товаром в Апулию, в Калабрию, во Фрисландию и отсутствует месяцами. Если муж — бюргер, заставить его покинуть жилище могут многие дела. Жена в состоянии выйти и сама. Поклонники знают, что могут ее встретить, когда она идет на рынок, или в баню, или на представление, или в церковь, или в паломничество. Они знают, что найдут ее вместе со многими другими дамами или девицами либо на острове Сите, популярном месте прогулок, либо на Сен-Жерменском лугу, где танцуют кароле, либо на паперти собора Парижской Богоматери, куда женщины приходят как участницы крестного хода, иные — чтоб молиться, а многие — чтобы увидеть кого-либо и чтобы их увидели. На играх и представлениях, организуемых клириками, куда ходят все, есть выбор лишь среди дам Грева или Шампо, жен богатых коммерсантов. Подходишь к той, которая нравится. В плотной толпе заводишь с ней беседу: «Что это за старик? А этот, в одежде на беличьем меху? А вон тот, который сейчас так хорошо говорил?» Контакт установлен, можно развивать успех[198].

Филипп Новарский не одобрял, когда женщин просвещают, когда их учат читать и писать: просвещение, — писал он, — ведет к распущенности. И в таких мыслях он был не одинок: «Дорогой сын, — советовал, например, один из его современников, — если хочешь жениться, не бери женщину за красоту и за то, что умеет читать книги: такие женщины часто обманывают ожидания»[199].

Но все-таки надо отметить: хоть многие женщины были невежественны, не было недостатка и в образованных. Именно поэтому следовало соблюдать осторожность; и, по словам одного автора XIV в.[200], французские королевы, которые были грамотными, никогда, будучи «хорошо научены», не читали сами запечатанных писем, которые получали, разве что они были надписаны рукой мужа, и поручали их читать другим, при свидетелях.