Повседневная жизнь в эпоху Людовика Святого

Зимой они любили лишь то, что заставляло о ней забывать: доброе полено в очаге, свинину, жареную на углях. Весна же — время избавления и надежды. Ее приход праздновали, как древние, с ликованием, восторженно и бурно, преисполнившись желания жить и радости жизни. В первый день мая все шли в лес, чтобы там «искать май». Там плели уборы из листьев и возвращались по домам с охапками свежих веток и цветов, которыми украшали двери. Танцевали, водили хороводы и кароле, в которых участвовали прежде всего девушки и молодые женщины. Это были праздники «майских календ», «майероли»[294].

Когда вновь приходила хорошая погода, сеньоры, бюргеры и вилланы, все по-своему, наслаждались ею в лугах и фруктовых садах.

Могущественный князь, на свой манер приветствуя весну, выезжал со всем двором из замка и разбивал шатры на лоне природы. Его рыцари, если им это нравилось, охотились; те же, кому это грубое занятие было не столь по душе, находили на цветущих полях другие развлечения. Под полотнищами шатров, на земле, устланной душистыми травами, ставили ложа, на которых можно было задержаться надолго. Поднявшись, все шли босиком, развязав рукава и обнажив руки, производить утренний туалет к чистым источникам по соседству; обедали в обществе дам; потом пели, играли в кости, в шахматы и танцевали на лужайке[295].

Радость общения с приветливой природой тогда ощущали столь живо, что литература того времени изобилует описаниями полных очарования садов. Часто к этому примешивалось немало фантазии и вымысла, но ведь воображение авторов отталкивалось от искренних чувств. Чудесный поэт, изысканный Гильом де Лоррис, чьему перу принадлежит первая часть «Романа о Розе», рассказывает, как во сне он видит себя в дивную пору обновления природы шагающим прочь из города, чтобы послушать в полях щебетание птиц и найти прекрасный сад бога Любви. Вот он идет вдоль журчащей речки, чьи быстрые и прохладные воды струятся на фоне светлой гальки, и вступает в волшебный сад, на охране которого стоит строй аллегорических статуй. В нем распевает племя музыкальных птичек, и их там больше, чем во всем Французском королевстве. Именно здесь царит бог Любви, окруженный двором из юных кавалеров и дам, танцующих народе и поющих песни. Они одеты в сверкающие богатые ткани — парчу и сиглатон; на груди у них мерцают драгоценности, а их белокурые волосы украшены венками из золотых цветов. Приятная тень сосен, кедров, шелковиц дает им прибежище для бесед. На ветвях гранатников, орешника, миндальных деревьев висит множество плодов и пряностей. Здесь есть

Айва и персики,
Каштаны, грецкие орехи, яблоки и груши,
Мушмула, белый и черный терн,
Свежие румяные вишни,
Рябина, рябина-ария и лесные орехи.

А еще высокие лавры, и оливковые деревья, и кипарисы! и ручьи, журчащие в свежей и густой траве, среди фиалок и барвинков! А хрустальный фонтан, в который некогда смотрелся Нарцисс!.. Не было нужды в Нарциссе, чтобы дать нам понять: мы в стране иллюзий, в «раю» бога Любви. Но поэт, описавший сей рай, сделал это в выражениях, не в меньшей мере, чем об искусстве владения александрийским стихом, говоривших об его искреннем восхищении цветущей и распускающейся природой.

Другой поэт, рассказывая о приключениях на Востоке двух детей, любящих друг друга, описывает сад вавилонского эмира[296]. Там, разумеется, тоже страна чудес. Опоясывающая сад стена вся расписана золотом и лазурью; зубцы ее охраняют волшебные птицы, сделанные из бронзы, которые при малейшем дуновении ветра принимаются петь так сладко, что тигры и леопарды, заслышав их, смиряют свою ярость; в саду — живые птицы: дрозды, степные жаворонки, соловьи, зяблики, иволги, которые радостно призывают к любви; райская река катит в своих водах драгоценные камни — сапфиры, рубины, яшму и топазы. Здесь растут, усыпанные цветами, все деревья, какие можно вообразить: эбеновые деревья и платаны, смоковницы и персики, рябина-ария и орешник, и все, дающие пряности и благовония: перец, корицу, гвоздику, галингу[297] и куркуму. Птицы поют так влюбленно, а цветы благоухают так нежно, что кажется, будто ты на небесах. В Иль-де-Франсе подобных садов никогда не было, но, может быть, нужно быть поэтом из Иль-де-Франса с его любовью к захватывающим и пленительным зрелищам, которые предоставляет природа, чтобы выдумать и описать такой сад.