Принять в семью подкидыша на селе считалось делом добрым для спасения души. Их воспитывали как родных, они становились наследниками наравне с родными детьми, поскольку имущество крестьянского двора могли наследовать не только кровные родственники, но и все члены семьи-хозяйства, которыми считались все те, кто в этом хозяйстве работал и создавал его имущество, — усыновленные, приемыши и незаконнорожденные.
Таким образом, традиции и обычаи русской деревни обеспечивали большую правовую защищенность детям, рожденным вне брака, нежели официальный закон. Деревенская повседневность в своем историческом развитии выработала правила и традиции, которые часто были гуманнее существовавшего законодательства.
Жертва насилия
Тема, о которой пойдет речь далее, не укладывается в содержание предыдущих глав, поэтому ей решено посвятить отдельный раздел. Проблема отклоняющегося поведения русской крестьянки, проявления которого имели место как в интимной, так и публичной сферах сельской повседневности, требует специального исследования. Изучение обыденности деревни и судьбы крестьянки не может быть всесторонним без обращения к вопросу о формах и причинах социальных отклонений. В первый раздел включены криминальные преступления по отношению к половой неприкосновенности женщины (инцест, изнасилование, растление).
В правовой традиции русского села кровосмешение воспринималось как грех и преступление, виновник которого, по убеждению крестьян, должен быть подвергнут осуждению и тяжелому наказанию. Исходя из таких взглядов, сельские жители, как правило, передавали преступника в руки властей{557}
. По понятию крестьян кровосмешение разграничивалось по степени важности и преступности. Считая тяжким грехом и преступлением половые отношения в кровном родстве, жители села придавали меньшее значение случаям кровосмешения при свойстве, еще меньше при духовном родстве{558}. Новгородские крестьяне особо тяжким грехом считали сожительство близких между собой родственников — брата и сестры, отца и дочери, деверя и снохи и т. д{559}.По сведениям, собранным князем Н. Костровым за двадцатипятилетний период (1836–1861 годы), судами Томской губернии было рассмотрено 155 случаев растления, причем 19 из числа этих преступлений имели характер инцеста. В одном случае дед сожительствовал с внучкой, в семи — отцы с дочерьми, в трех — отчимы с падчерицами, в трех — дяди с племянницами, в двух — двоюродными братья с сестрами, в трех — малолетние мальчики с совсем маленькими, трех-и четырехлетней, девочками. В марте 1845 года семидесятилетний крестьянин с. Верхне-Майзасское Каинского округа Томской губернии Антон Пономарев, будучи пьяным, вступил в сексуальные отношения с девятилетней внучкой Авдотьей Пономаревой{560}
. В июне 1855 года несколько крестьян с. Шиницина Каинского округа поймали на месте преступления крестьянина Ивана Махина, семидесяти лет, вступившего в прелюбодейную связь с падчерицей Акулиной, четырнадцати лет. Следствием было установлено, что Махин жил с Акулиной к этому времени уже два года. Кроме того, за две недели до ареста он совратил и другую свою падчерицу, Марью, девяти лет{561}. Государственные крестьяне с. Васильевки Бузулукского уезда 10 марта 1861 года объявили местному волостному правлению, что их односелец Тимофей Усков 4 марта пойман ими на кровосмешении с дочерью своей Агафьей, которая сказала им, что она «грех творит по сильным от отца побоям»{562}.