Повстанческая армия имени Чака Берри

Итак, летом, по-моему, в августе 1987 года по пути из Симферополя, Летов с Янкой останавливаются у меня в однокомнатной квартире, и происходит настоящее, тесное их знакомство со всей тюменской рок-тусовкой. Было много встреч, вечеров и дней, пилось и елось. Возникло много планов совместных концертов и музыкальных проектов. Решили даже записать какой-нибудь совместный альбом. Мы еще точно не знали, что это будет за альбом и на чем мы его будем записывать. Но Летов был молодец. Его это совершенно не заботило. Главное — намерение, решение, смысл, а средства какие-нибудь всегда окажутся под рукой. Любой раздолбанный магнитофон и пара микрофонов казались нам тогда вполне достаточным оборудованием для записи альбома. Летов понимал, что ситуация с рок-движением в Тюмени на тот момент была благоприятнее. В Омске такого количества участвующего в рок-акциях народа не наблюдалось. И хотя Егор с некоторой гордостью и достоинством рассказывал о том, что рок-н-ролльная тусовка в Омске насчитывает человек 25–30, ясно было, что на самом деле людей, с которыми он мог в Омске активно сотрудничать, можно было по пальцам сосчитать. Правда в том, что вокруг такого яркого явления, как «Гражданская Оборона», в Омске не возникло подобного тюменскому многочисленного сообщества. ГО всегда была, и остается поныне, музыкальным коллективом Егора Летова. В Тюмени же возникло такое явление как формация, где яркие творческие личности не доходили до крайности в стремлении установить свой творческий диктат, а находили возможности консенсуса, и поэтому могло происходить такое многополярное сотрудничество.

Много людей — это жизнь. Когда жизнь кипит и пузырится, это всегда привлекает. Там, где что-то происходит, всегда появляется много народа! Приходит смерть, и человек всегда один. Живут вместе, умирают поодиночке.

Это очевидно. Летов это почувствовал, и ему захотелось приехать еще раз.

И вот дождливой серой осенью 1987 года наша группа неуемных и исполненных мрачной решимости отщепенцев бредет под низким небом по пустынным, унылым тюменским палестинам, на задах Выставочного зала. Этот момент запечатлен на обложке диска «Инструкция по Обороне». Это мы как раз возвращаемся после записи фонограммы этого странного проекта. Проекта, который Летов впоследствии назовет «курьезом». За который ему, видимо, как-то даже теперь и неудобно. А ведь на самом деле, стыдиться тут нечего. Наоборот, следовало бы гордиться, что мы решались приступать к записи при полном отсутствии элементарных, требующихся для этого технических средств. Что у нас было в наличии? Один катушечный магнитофон, одна электрогитара, какой-то раздолбанный бас. Вместо примочки «overdrive» для искажения звука мы приспособили кассетный магнитофон «Легенда». Такой классический советский однокассетничек, со встроенным динамиком, монофонический, осипший и охрипший. Зато при подключенной к нему электрогитаре и уровне записи, выкрученном на полную перегрузку, он выдавал на выходе такой грязнейший «овердрайв», что позавидовал бы сам Дэвид Боуи. Говорят он, бедненький, бывало, всеми силами боролся с высококачественной американской аппаратурой звукозаписи, пытаясь получить хоть какое-то «угрязнение» саунда. Вот ему бы наше «ноу-хау», и все его проблемы тут же были бы решены. Мы бы ему — нашу шикарно пердящую и ревущую примочку из магнитофона «Легенда», а он нам — хоть немного высококачественной американской звукозаписывающей аппаратуры. Чтобы не надо было головки у магнитофона через каждые две песни спиртом протирать, вату под прижимной валик подсовывать для увеличения натяжки ленты, по несколько раз прогонять на перемотке магнитную ленту «Тасма», через, опять-таки, ту же вату, чтобы хоть как-то очистить ее от ферромагнитной грязи. Ну и так далее и тому подобное. Все, кто нашей советской аппаратурой когда-либо пользовался, меня прекрасно поймут.

У нашего «овердрайва», правда, был один минус. В отличие от нормальной примочки, использовать его для игры на соло-гитаре было невозможно. Годился он только для записи этакого страшно ревущего гитарного ритм-лидера. Тогда я нашел выход из положения, начав исполнять партии соло-гитары голосом. Благо мои вокальные данные позволяли подниматься в тональности вплоть до фальцета.

Вот так, собравшись в каморке у Джимми Попова, Егор Летов, Артурка Струков, Кирилл Рыбьяков при инструментальной поддержке Александра Ковязина мы и записывали этот альбом. Записывали по очереди — то песню Летова, то Струкова, то мою, потом Рыбьякова. Друг другу подпевали, и я время от времени писклявым фальцетом изображал партию соло-гитары. Это было действительно весело. Все были страшно довольны и горды собой.