Повстанцы

Пятрас безропотно трудился от темна до темна. Работа была тяжелая, но зато кормила тетка на славу. Мясо — редкость в Шиленай — у дяди бывало на столе ежедневно, кроме постов — среды, пятницы, субботы. По средам и субботам, в малый пост, питались молочным: кроме забеленной крупяной или картофельной похлебки ели простоквашу, творог, иногда сыр. Сметану, масло и сушеные сыры тетка возила на продажу. Но и без того домочадцы были сыты. По пятницам — сухоядение, не только без мясного, но и без молочного. Зато получали селедку, подслащенное маковое молоко, постную кашу, крупяную похлебку или блины, искусно выпеченные на конопляном или льняном масле.

С соседями у Пятраса сложились хорошие отношения. Хозяева, их сыновья и дочери им не гнушались — хоть и бедняк, а все-таки племянник Антанаса Бальсиса. Батраки и работники его не чурались — пусть и родня богатею, а исполняет самую трудную работу, как простой работник.

Он особенно подружился с работником соседа Зубриса — Симанасом. Это был мужик лет двадцати шести, сын убогого бобыля, сызмала служивший у хозяев — сначала пастушонком, потом батрачонком, наконец — батраком. Со своим горемычным житьем Симанас уже настолько свыкся, что даже и не мечтал об иной доле. Более светлые или более темные дни в его жизни зависели только от того, попадался ли хозяин получше или похуже. У тех, что поприжимистей, он служил всего год, где привольнее — два, а то и три года, пока ему не надоест или другой не соблазнит маленькой прибавкой жалованья. Хозяева получше кормили сытнее, одежонку давали попристойнее, иногда не так неволили с работой, но, в конце концов, где бы он ни был, не менялось его положение наемного, чужого, случайного человека. Правда, он входил в число домочадцев, вместе со всеми садился за стол, хлебал из одной миски, исполнял одну работу с хозяевами и их детьми, а что одевался похуже, вставал пораньше, слышал слово погрубее — на это не слишком обращал внимание. Коли тут несладко, на будущий год перейдет в другое место. Они богатые, а я бедный, вот и все. Богатеи платят ему жалованье такое, какое заведено в этом приходе. Прежде давали меньше, теперь заработки вроде бы выросли. Не разберешь…

Справедливо ли оплачивается его труд — этот вопрос у него и не возникал. Порой случалось, что хозяин присвоит какой-нибудь полтинник из жалованья Симанаса, посеет меньше льна на его долю или шерсти отдаст не столько, сколько подрядились. Тогда между батраком и хозяином возникали горячие споры. Хозяин или хозяйка старались уговорить, будто так и было условлено или что это вычет за причиненный ущерб, невыполненную работу или иной проступок. Симанас, зная, что хозяева понапрасну его притесняют, становился злым и упрямым до грубости. Уходя, грозил божьим наказанием, да и у него в сердце рождались мстительные чувства. При случае он сумел бы припомнить обиду…

Симанаса и сблизила с Пятрасом хозяйская несправедливость. Вывозили навоз. На третий день пошел дождь, тяжело груженные возы застревали на дороге, а то и в поле. Мужики сердились, ругали и хлестали лошадей, да и сами надрывались, плечами подпирая задки или подталкивая воз, чтобы помочь лошади.

Большинство хозяев Лидишкес вывозило удобрения по старинке — на одноконных повозках с необиты ми деревянными колесами. Только Бальсис с прошлого года завел парную, кованую повозку, а в этом году, чтоб не уступить Бальсису, такую же приобрел и Зубрис. Работа с ней спорилась быстрее, но зато было труднее, особенно в дождь. Тяжело приходилось с громоздкими колымагами, а больше всего доставалось Пятрасу и Симанасу. И вышло так, что Симанас задел за камень и испортил ступицу с железным ободом. Зубрис разразился упреками и угрозами:

— Испортить кованую ступицу! Как ездишь — ослеп, что ли! Сколько придется кузнецу уплатить? Удержу из жалованья, в другой раз будешь знать!

Напрасно оправдывался Симанас, что повозка, соскользнув в наполненную водой колею, угодила на булыжник, что он тут ни при чем, коли край ступицы треснул и погнулся обруч. Хозяин орал, что высчитает за поправку колеса.

Пятрас Бальсис видел все и не удержался, чтобы не вмешаться:

— И впрямь, дядя, зря серчаете. Симанас не виноват, на работе всяко бывает. Если что испортится, то уж поправлять должен не батрак, а хозяин.

Зубрис смерил Пятраса злобным взглядом:

— Скажи на милость, какой мудрец! Откуда ты такой выискался?..

Но браниться с родичем Бальсиса он пока что не собирался, а Симанас ответил Пятрасу широкой душевной улыбкой:

— Спасибо на добром слове. Уж не впервой хозяин придирку ищет. Вижу — трудный выйдет с ним разговор, как год кончится.

Так завязалась их дружба.