- Ошибки чушь! Вот такая литература мне по душе! - воскликнул Володя. - Дай-ка списать!
Мы все, между прочим, писали с ошибками. Мы, окончившие семь и даже девять классов. Если бы наши учителя видели наши сочинения - конспекты, заметки в стенгазету, письма! Но, к счастью, нынешние наши учителя не проверяли нас на грамотность. Лишь однажды лейтенант Буньков, прочитав мой пространный рапорт-объяснение, сказал:
- В наше время писали пограмотнее...
Он был старше меня на три года.
Однажды мы с Сашей и Володей несли патрульную службу. Это считалось счастьем, ибо курсанты нашей школы редко посылались в комендантский наряд. Патрульная служба была привилегией зенитчиков и недавно прибывших на переформировку десантников. Говорили, что их порядком потрепали на фронте, и к ним в городе относились с предельным уважением, как и должно относиться к людям, которые хватили не один фунт лиха и остались в живых.
Мы приветствовали командиров и молча пропускали редко встречавшихся солдат. Я, чтобы блеснуть перед ребятами, а особенно перед Сашей литературной эрудицией, вспоминал, как читал нам Гайдар наизусть "Судьбу барабанщика", как Фраерман рассказывал историю написания "Дикой собаки Динго...". И как Ираклий Андроников, которого мне поручили привезти в Дом пионеров на такси, пародирует разных людей.
- А я Гайдара только мельком видел, - сказал Саша. - Наверное, он тогда к вам шел. А у нас писатели не бывают почему-то.
Саша говорил и про Дом пионеров, и про все, что было до войны, в настоящем времени.
- Ну, а кого же я видел из знаменитостей? - воскликнул Володя. Пожалуй, одного Циолковского. Да, да. Константина Эдуардовича! В газете на портрете. Видите, и я могу стихами. Не хуже вашего Ганевича.
- Не Ганевича, а Гнедича. Как тебе не стыдно, - возмутился Саша.
- Ганевича, Гнедича - не все ли равно, ребятки! - согласился Володя. - А вон девочка, смотрите - это вещь!
Мы шли мимо кинотеатра. Как раз окончился последний сеанс, и толпа зрителей вывалила из ворот.
И вдруг...
- Подождите, - шепнул я ребятам и, придерживая ремень карабина, бросился в толпу. Не помню, как я догнал ее и схватил за рукав шинели:
- Наташа!
- Да, Наташа. А что? - Девушка с кубиками в голубых петлицах с любопытством посмотрела на меня и отстранила руку.
Только тут я понял, что это не она. И что вообще все это глупо: хватать солдату, да еще несущему патрульную службу, младшего лейтенанта за рукав, и почему? Потому что издали она оказалась похожей на ту, другую Наташу! Но ведь та Наташа не могла быть здесь. Она на фронте, и не в десантных частях.
Я покраснел:
- Простите, я думал...
Но было уже поздно. Девушка с голубыми петлицами оказалась не одна. Ее сопровождали еще четыре петлицы - капитан и старший лейтенант.
- Из какой части? - произнес капитан и добавил, почти выкрикнул: - А ну-ка встаньте как положено! Номер части?
Подоспел Саша, с трудом пролез к нам. Нас уже окружала плотная толпа любопытных.
- А еще солдат с повязкой. К девушке пристает, - проговорил кто-то.
- Он патрульный, может! - добавил женский голос. - Патруль хоть кого может задержать, если что не так...
Все комментировали события как могли.
Подогреваемые такими разговорами, капитан и старший лейтенант окончательно завелись.
- А ну-ка марш с нами! - произнес капитан.
- Пошли, пошли, - добавил старший лейтенант и положил мне на плечо свою огромную руку. - Распустились, молокососы. И откуда только таких понабрали!
- Может, не надо, Боря? - неуверенно спросила их попутчица. - Ведь вы...
- Наташенька, - перебил ее капитан, - не вмешивайся.
- Вы не имеете права! - выскочил вперед Саша. - Не имеете! Мы патруль...
- Ах и ты еще? - Старший лейтенант снизу вверх взглянул на длинного Сашу. - И ты с нами - марш! Защитник нашелся!..
Как мы ни противились, пришлось идти. А то еще хуже будет! Попробуй перед такими доказать свою невиновность! Единственно, на что мы решились, - просить, чтобы нас отвели в комендатуру. Туда, откуда мы вышли в наряд. Но это не помогло.
- А где же Володя? - спросил я по пути у Саши.
- Сам не могу понять. Был все время рядом. Испугался, удрал?..
Нас доставили в расположение авиационно-десантной бригады, отобрали красноармейские книжки, ремни, обмотки, шнурки от ботинок и проводили на "губу".
"Губа" у десантников, видимо, пустовала. Мы с Сашей оказались одни. Присели на топчаны, покрытые шинельным тряпьем, невесело посмотрели друг на друга. Саша протер запотевшие очки и сказал:
- Чепуха какая-то. А?
- Да, - согласился я, - глупо получилось...
- А ты знаешь, - вдруг неожиданно произнес Саша. - Я даже завидую им. И понимаю. Ну десантников этих. Ведь сколько перенесли люди, сколько испытали, и вдруг этот город, и какие-то мирные жители, ходящие в кино, и мы... Патруль! Смешно сказать. Правда, смешно?
Саша был философом, любил порассуждать, и в такие минуты я не решался ему перечить.
- Наверно... так...
Он опять снял очки, протер их и наконец, явно некстати, поинтересовался:
- Я все хочу спросить тебя... Ты, ну как это сказать... У тебя есть кто-нибудь?.. Кого ты любишь?
Я молча кивнул головой.
- И очень? Всерьез?
- Очень...