Повторение пройденного

- А что, если мы... ну, распишемся. Или, как это называется? Тогда...

Я говорил всерьез. Пусть война, пусть мы на фронте, но и тут - наша власть. Для меня она в высшем своем выражении - майор Катонин. Для Наташи...

- Правду я говорю. Хочешь, к нашему комдиву пойдем, хочешь, к твоему полковнику, как его фамилия - Шибченко?

Я говорил, чтобы не только как-то успокоить ее и ответить на ее "а что теперь будет?", произнесенное вот уже дважды: тогда в Лигнице и теперь в Ризе. Война кончается. Берлин позади. Он капитулировал и, значит... Ну сколько можно ждать? Хватит всего: и разговоров, и шуток, и глупых острот! Неужели нельзя решить всерьез того, что всерьез?..

Город был наводнен союзниками, но не теми, кто пришел в Европу с долгожданным вторым фронтом. Эти союзники, освобожденные из немецких лагерей нашими, надевшие форму и старые воинские регалии, не представляли сейчас никаких армейских соединений, а ждали. Ждали нашего очередного прорыва на Эльбе. Ждали, чтобы наконец-то попасть к своим.

- Что же ты молчишь?

- Я просто рада, что мы опять увиделись... И что ты... здоров! - Она улыбнулась. - А ты чудо! Разве мы уже не расписаны?.. - Она показала на реку: - Смотри, как красиво!

Через Эльбу по понтонному мосту шли войска и техника. Там, за рекой, - плацдарм, на котором мы работали вчера, и позавчера, и сегодня утром. Из Берлина мы сразу же попали сюда, и хорошо - здесь я встретил ее. А ведь я не видел Наташу даже в Берлине.

- "Вильгельмина". - Наташа прочла вслух название одной из самоходных барж. Их было много, и все стояли на приколе: "Вильгельмина", "Любек", "Дрезден", "Валькирия", "Росток", "Барбара". - А городок какой... добавила она.

Да, городок Риза ничего, но не о нем думала сейчас Наташа. И я думал не о нем.

Как все просто было в Москве, и - смешно! - что тогда это казалось совсем не простым. Не просто было позвонить по телефону, или дождаться ее у Дома пионеров, или поехать на Пятницкую, или назначить встречу у наркомата на Петровке. А ведь как это просто в сравнении с сегодняшним... Мы не виделись неделями, не знали ничего друг о друге, и вот она сказала: "И что ты... здоров". Здоров! Я знал, что она хотела сказать: "Жив". А я? Я смотрел сейчас на нее и не верил своим глазам и самому себе. Мы оба, может, самые близкие люди в этой Ризе.

- А у вас как сейчас? - спросила она.

- Развертываемся и свертываемся по десять раз в сутки, - сказал я. Вот Саша... А раньше Шукурбек...

О гибели Шукурбека и Саши я уже рассказывал ей. Она все знала. И сейчас я клял себя: зачем опять? Вспомнил Сашу, Шукурбека, а она теперь вспомнит Геннадия Васильевича? Зачем? Зачем?

- А ты ничего не слыхал о новом немецком оружии?

Слава богу, она говорит о другом и спасает меня.

- О каком?

- О бомбе какой-то. Как она называется? На энергии урана.

Она говорила о том, о чем мы слышали уже не раз. Там, перед Одером, и после. Но мало ли о чем говорили? Какие слухи не ходили в это время?

- Слышал, а что?

- Да, вспомнила. Атомная она называется. Атомная бомба. Знаешь, что Гитлер сказал недавно? "Да простит мне бог последние четыре дня войны".

- Да, да, - сказал я, вспомнив, что слышал и об этом.

- Так вот, он эту бомбу имел в виду. А американцы выкрали, говорят, эту бомбу, и не только бомбу, а и ее изобретателей!

- Здорово! Представляешь, теперь они их же бомбу против немцев применят!

Мы жили иллюзиями.

Меня окликнули.

Младший лейтенант Заикин галантно извинился перед Наташей:

- Простите, коллега младший лейтенант.

- Вот, а ты говоришь! - сказала мне Наташа, хотя я ничего не говорил.

- Построение дивизиона. Комдив приказал. Из корпуса будут. - Заикин говорил загадками.

Через пятнадцать минут мы стояли на площади перед кирхой. Командир корпуса называл фамилии:

- Майор Катонин.

- Служу Советскому Союзу!

- Капитан Сбитнев.

- Служу Советскому Союзу!

- Капитан Викулов.

- Служу Советскому Союзу!

- Старший лейтенант Федоров.

- Служу Советскому Союзу!

- Рядовой Ахметвалиев.

- Погиб смертью храбрых!

- Рядовой Цейтлин.

- Служу Советскому Союзу!

- Ефрейтор Протопопов.

- Служу Советскому Союзу!

- Рядовой Баринов.

- Погиб смертью храбрых!

- Сержант Кочемасов.

- Погиб смертью храбрых!

- Служу Советскому Союзу! - звучало на площади. И еще: - Погиб смертью храбрых!

И опять не было среди всех только одной фамилии - лейтенанта Соколова.

Он стоял с нами в строю, он кричал после речи командира корпуса "ура!", как и все мы. Он поздравил нас после команды "разойдись!".

А мы... Мы прятали глаза в сторону...

- Слушай, как ты считаешь, мы завтра еще проторчим тут?

- А кто его знает. А что? Случилось что-нибудь?

- Да нет. Ничего особенного. Май, понимаешь ли, так пора посылочку тряхнуть домой. Сейчас в наряд. Думал, завтра утречком...

Володя сверкал глазами и медалью "За боевые заслуги".

- Пора старичков порадовать с Берлином. И потом, как думаешь, если я за Сашку пошлю? Пока там до полевой почты сведения дойдут, а у меня, понимаешь ли, как раз на две посылки. Ему-то что сейчас... Все равно...

- Ну и сволочь же ты! - Я не выдержал. - Барахольщик! Мерзавец!

- По машинам! - донеслись до нас слова комдива.