Повторение пройденного

Я слышал теперь явственно, точно, но еще не верил, хотя и отвечал нашим последним, опоздавшим:

- Кажется, капитуляция...

Наши тоже начинали палить в воздух.

- Товарищ лейтенант! Неужели? - окликнул я оказавшегося рядом Соколова.

- Да, да... - говорил он. - Кажется, всё теперь... Конец!

А стрельба, и ракеты, и дикие выкрики - все сливалось вокруг в какой-то радостно-сумасшедший рев-грохот.

- Ты чего стоишь как сыч? - Володя бросился ко мне, обнял, приподнял. - Победа, ребятки, победа!

Подбежал Вадя:

- Неужели? Ведь это!.. А тебя не сменили?

Кажется, сменить меня в этой суматохе забыли. Вадя уже свободен, а я еще на посту.

Вся Гарта бесновалась. Палила в воздух. Плясала. Откуда-то появились гармошки, баяны, аккордеоны. Солдаты постарше, не чета нам, плакали:

- Дожили!.. Дожили!..

Офицеры перемешались с солдатами, солдаты - с офицерами. Не разберешь, где начальство, где подчиненные.

Вдали слышны звуки духового оркестра. Странные, неточные звуки, вразнобой наигрывающие мелодию знакомой песни:

Белоруссия родная!

Украина золотая!

Ваше счастье молодое

Мы стальными штыками оградим!..

Оркестр с толпой солдат двигался по улице. Звуки музыки слышались всё громче. Вот они уже где-то рядом.

Я смотрел в даль улицы. Оркестр - три солдата: две трубы и барабан, величественно шел по мостовой, обрастая толпой. Гремела только музыка, а я уже бормотал про себя слова:

Ваше счастье молодое

Мы стальными штыками оградим!..

Странно, но надоевшая до чертиков в Гороховецких лагерях песня звучала сейчас совсем по-иному.

В шуме и сутолоке я услышал свою фамилию. Видно, вспомнили, идут сменять.

Я поднял над голвой автомат, махнул:

- Я здесь!

- Смотри, кто! Смотри!

Ко мне протиснулся Володя. А за ним - старший лейтенант Буньков и Макака.

- Вроде опоздали мы с Петровым... Ну, поздравляю! - Буньков неожиданно трижды расцеловал меня. - А лейтенант где? Соколов?

- Только что тут был...

- Ты иди! Я тебе на смену, - сказал Володя. - Забыл!

Мы пошли вместе с Буньковым и Макакой, не слыша друг друга, с трудом пробиваясь через толпы солдат.

- Мы вас вторые сутки догоняем, - шепнул мне на ухо Макака.

- Я сейчас поищу его. Может, он здесь, - пообещал я Бунькову, когда мы наконец-то добрались до дома, где разместился наш взвод. - Подождите минуту...

Через обвитую плющом калитку я побежал в дом. Комнаты пусты - и первая, и вторая, и третья. Конечно, сейчас все на улице. Я обежал комнаты первого этажа и вспомнил: может, на втором? Соколов, Заикин и старшина батареи обосновались там. По мраморной лестнице поднялся на второй этаж. В заикинской комнате пусто. В следующей...

Я распахнул дверь и увидел лейтенанта Соколова. Он лежал на кровати с широко открытыми глазами.

- Товарищ лей...

Соколов был мертв. Рядом на кровати валялся его пистолет.

Я не ждал этого.

- Товарищ старший лейтенант! Товарищ старший лейтенант! Убили! Убили его! - не знаю, что я кричал, бросившись вниз.

Буньков, Макака и я ворвались в комнату. Застыли у кровати.

- Эх, Мишка, Мишка... - с горечью произнес старший лейтенант. - Как же это ты...

На столе Буньков обнаружил торопливую записку: "В моей смерти прошу никого не винить. Кроме той, которую я любил и которой зря..."

Записка была не дописана.

- Вот смотрите. - Буньков протянул нам записку. - Если бы убили... Лучше бы его убили...

А за окнами все продолжал играть духовой оркестр. Он двигался сейчас по всем улицам Гарты, и добровольно шагавшие за ним солдаты не очень стройно горланили слова знакомой песни:

Белоруссия родная!

Украина золотая!..

Гремели две трубы, ухал барабан в такт мелодии. Песня была одна и повторялась бесконечно. Может, не знали оркестранты ничего другого, а может, им просто было сейчас все равно.

- Ура! Ура! Ура! - гремела Гарта, наверно никогда еще не бывшая такой шумной. - Ура! Ура! Ура!

Нас вызвал к себе командир дивизиона.

- Товарищ майор, извините, - первым начал Буньков. - Почему все-таки лейтенант Соколов не стал замещать меня, когда я... Почему он не получил ни одной награды?..

- Подожди, подожди, Буньков! - перебил его Катонин. - Что ты думаешь, я - дурак? Советовался где надо. Не посоветовали. Сам знаешь почему. И вообще надо каленым железом выжигать все, что порочит наш дивизион...

- Но при чем тут жена! Ведь Соколов...

- Соколов, Соколов! В конце концов ты считаешь нормальным, когда жена советского офицера становится женой эсэсовца? И хватит об этом. Я позвал вас не затем! Так вот, это ко всем вам относится. И к вам. - Катонин кивнул в нашу сторону. - Вы ничего не видели. Лейтенант Соколов погиб. И никакого самоубийства! В конце концов честь нашего дивизиона дороже. Не надо, чтобы тень от этого падала на дела моих ребят. А это... - Он взял со стола записку, переданную ему Буньковым, и разорвал на мелкие части, - вот так... И если хоть один человек узнает, отвечать вам. Поняли?

- Так точно! - сказали мы с Макакой.

- Ясно, - пробурчал Буньков.

- И хорошо. А теперь готовьтесь в дорогу. Через два часа мы выезжаем на Прагу.

- Разве не кончилось все? - удивился Макака.