Повторение пройденного. Повести о женщинах

Кажется, я оказался настоящим трепачом. Я рассказывал о Наташе долго и горячо, и получалось так, что она влюблена в меня, страдает и мучается от моей мужской сдержанности в чувствах и вообще жить без меня не может. И пишет мне с франта часто и нежно…

Саша никогда не спрашивал меня об этом прежде. И я не спрашивал его — стеснялся.

Сейчас Саша сам сказал:

— Мне тоже нравилась одна девочка у нас в студии. Но, конечно, она не знала ничего. А потом я узнал, что она с Венькой Холодилиным целовалась. Вот как бывает…

Наутро часовой принес нам по котелку густого костлявого рыбного супа и по куску хлеба.

— Подкрепитесь, хлопчики, — сказал он дружелюбно. — Набедокурили?

Объясняться с часовым не хотелось, а есть хотелось. И мы принялись хлебать суп прямо из котелков. Ложек нам не дали: или забыли, или просто на «губе» у десантников ложками есть не полагалось. Потом появился вчерашний старший лейтенант и заговорил с нами неожиданно мягко, почти по-отечески:

— А что, дети! Оставайтесь! Ведь у нас же часть! А у вас что: трубки-окуляры? Вот переформируемся — опять в дело пойдем… А если о формальности беспокоитесь, так мы все оформим. Комендант города — наш! И с начальником школы договоримся…

Мы молча переглянулись. А может, и верно?

Старший лейтенант обрадовался, приняв наши размышления за согласие:

— Вот и добро. Дети вы умные, боевые! Сразу видно. He пожалеете. А сегодня мы вас и потренируем с прыжками. С самолета прыгать доводилось когда-либо?

Мы опять переглянулись. Я за обоих ответил:

— Нет, с вышки в парке культуры…

— Это пара пустяков. Для начала ничего сложного, — утешил нас старший лейтенант. — Другое дело затяжные прыжки или там на точность приземления. А обычные — проще простого…

Тут старший лейтенант посмотрел на нас необычно нежно и сказал доверительно:

— А вчера, детишки… Не сердитесь. Дернули мы с капитаном, ну и, сами понимаете, завелись чуток… С кем не случается!

События в этот день развивались с молниеносной быстротой. Через час без всякой подготовки нас подняли с парашютами за спиной в воздух и после того, как дребезжащий, как старый трамвай, «Дуглас» сделал круг над аэродромом, открыли дверцу и сказали:

— Пошел!

Мы не успели ни испугаться, ни обрадоваться, как уже болтались на стропах под раскрытыми без нашей помощи куполами парашютов.

Приземлились, почувствовали, что живы. И опять — в воздух, теперь уже не одни, а с командой новичков-десантников. К нашему удивлению, кто-то из команды струсил, и его никак не могли вытолкнуть в открытую дверь самолета. Мы прыгнули без раздумий и благополучно оказались на земле, точнее — в снегу.

Нам даже понравилось.

А к обеду за нами приехал лейтенант Буньков.

— Вы, товарищи, не беспокойтесь. Они ответят за этот безобразный поступок. Протопопов вчера все нам рассказал. Уже установлено, что они были… того — не в себе… Тоже мне пивцы!

Потом, когда мы уже вернулись домой, в школу, Буньков повел нас к капитану Катонину. Мы стояли, как провинившиеся, перед начальником школы, пока Буньков докладывал, что и как…

— Надо ребятам доверять, — наконец сказал он Катонину, хотя тот и не возражал вроде. — Доверять и проверять, конечно. Но доверять обязательно!

Оказывается, нас не забыли — беспокоились, искали, подняли на ноги весь город. А мы-то!.. Нам было немного не по себе, хотя о нашей крамольной мысли — остаться у десантников — никто не догадывался…

— Ну и влопались вы, ребятки! — вдруг заговорил Володя после отбоя, когда мы с Сашей блаженно растянулись на своих — теперь казавшихся нам особенно уютных — постелях. — А я, понимаете ли, сразу, как увидел, — и в караулку. Так, мол, и так: надо доложить начальнику школы. Как отпустили, в школу махнул. И даже не к Бунькову, а прямо к Катонину. Это Бунькова он уже вызвал. В общем, загорать бы вам до святого пришествия, если бы не я…

Мы еще о чем-то поговорили, и тут Володя попросил:

— Ребятки, я вот все думаю: наверно, и мне пора в комсомол подавать. Как?

— Конечно. Пора, — согласился я.

— А рекомендации вы мне дадите? Я с Буньковым говорил: он — за.

— Я с удовольствием, — сказал я. — Конечно, дам.

Саша промолчал.

— А ты, Сашок? — спросил Володя.

— Я? Пожалуй, дам.

— Вот и добре, ребятки, — обрадовался Володя. — Спасибо за доверие! Ну, а уж я постараюсь…

«Войска Юго-Западного и Донского фронтов перешли в решительное контрнаступление под Сталинградом…»

Радио и газеты радовали.

«С войной мы все свыклись… Я много работаю. И всё хорошо. Не беспокойся. Только вот дома по ночам очень пусто… Да, а живем мы теперь не в нашей квартире, а там, где жили Никифоровы. Помнишь Нонну? Они в эвакуации. Нас всех переселили в нижние этажи. Для безопасности… Очень радуют сводки с фронта… Скорей бы уже все кончалось… Почему ты не пишешь, как вас кормят? И что вы делаете в свободное время?.. Получаешь ли ты письма от своих приятелей по Дому пионеров? А та девочка, кажется Наташа, которая ушла на фронт, пишет тебе?..»

Она мне не писала. Даже на мое первое армейское письмо не ответила.

Из дома письма приходили через день, а то и ежедневно. И я писал матери. И — Наташе. Старался писать реже.